Эпизод 24. Доза — зависимость
Губы горели. Пульсировали.
Феликса провела по ним пальцами, смотрясь в зеркало.
Слегка потрепанные волосы в хвосте. Красные щеки. Кровь кипела, не желая остывать.
"Я думаю, Фоукс, что ты лживая сука".
Его голос вновь прозвучал в голове.
Уперлась ладонями в края раковины, смотря на мелкие серые трещинки на ее поверхности. Она сейчас в таких же трещинах.
Как можно настолько желать и ненавидеть одновременно? Это называется сумасшествием или имеет иные определения? Или Дейвил распространяет вирус себя самого, чтобы все стали его подобием?
Зря поддалась ему. Не стоило этого делать. В этот раз все было острее. Ярче. И от этого хотелось выть. Потому что очередная доза — всего лишь вторая по счету — и уже зависимость.
Она не признавалась себе, как сильно хотела чувствовать его руки на своем теле.
Ее обнимал Билл. По-дружески. Но каждый раз замечала едва уловимые изменения: в движениях, силе объятий, как его руки смещаются с лопаток ниже. Немного. Совсем чуть-чуть. Только она все равно чувствовала.
У нее не горела кожа под его пальцами, она не чувствовала жар, разливающийся по всему телу. Ничего не вздрагивало внутри, когда он прикасался.
Это все было не то. Не тем. Не им.
И его фраза, брошенная тогда, начала обрастать смыслом.
"— Теперь попробуй найти того, с кем почувствуешь что-то хотя бы отдаленно похожее. У тебя ведь все по любви."
Каждое слово отпечаталось в памяти, источая яд. По миллилитру, медленно, методично.
"Дейвил, ты был моим проклятьем семь лет. Семь гребаных лет ты отравлял мою жизнь с маниакальным удовольствием. Какого черта ты выбрал меня для своего извращенного наслаждения?"
Она смотрела в отражение своих глаз, надеясь, возможно, увидеть в них ответ. Он есть. Только скрыт не в янтаре, а в изумруде.
Красные пятна на шее обрели насыщенный оттенок.
Вот черт…
Феликса водила по ним пальцами, будто они сотрутся.
"Дейвил! Проклятье. Что ты наделал?"
На фениксе выделялись два крупных пятнышка. Почти замаскировано. А с правой стороны татуировки нет! А засосов…
— Три… — простонала вслух. — Твою мать.
Опустила голову, снова упираясь в раковину, и выдыхая.
Как показаться в таком виде?! Она не может не вернуться на занятие. Не может просто взять и уйти.
— И так идти тоже нельзя.
Выдохнув еще раз, распрямилась. Надо взять себя в руки.
Воротник рубашки до подбородка не дотянуть, это факт. Естественно, никакого платка или шарфа в кармане не завалялось. Как-то не было повода носить их с собой на случай непредвиденных засосов.
Стянула резинку с волос, слегка их растрепала. Разделила на две половинки, перебрасывая вперед. Если не наклонять голову, пятна никто не заметит.