— Твой муж — ангел в сравнении с тобой! — прокричала я ей вслед, потому как осталась стоять на месте — разве я могла упустить столь уникальную возможность: увидеть, как работает киллер…
Эдик был представителем низкой социальной прослойки, и его жилище напоминало склад для всяческого барахла, которому место на свалке. Воняло тухлятиной благодаря вороху немытой посуды, а мусор в ведре по-видимому не выбрасывался неделями. В кухонном пожелтевшем окне отсутствовал кусок стекла — его роль выполнял целлофан, прилепленный скотчем. Газовая плита, когда-то белая, покрылась коричневой запёкшейся гарью. Ещё воняли пельмени, судя по обилии плесени не первый день плавающие в ковше.
Если мне придётся навеки обосноваться среди людей, я буду «греметь цепями» в любом другом доме, только не в этом. После того, как Эдик припрятал деньги, вернулся на кухню, взял с плиты ковш, вывалил содержимое в унитаз, смыл. Ковш сполоснул кое-как, наполнил водой, поставил на огонь. Достал из морозилки оставшиеся пельмени, бросил в кипящую воду, затем расположился за облезлым обеденным столом. Пока уничтожал пельмени, зависал в раздумьях — должно быть строил план, или вспоминал времена, проведённые с Натали.
Я угадала насчёт второго варианта: покончив с едой, он достал из серванта фотоальбом и отыскал страницу, где лежало несколько снимков — на всех она, совсем ещё юная. Мы долго её разглядывали. На двух фотографиях они стояли вместе обнявшись, обоим лет по восемнадцать. Тогда между ними не было столь огромной социальной дистанции, он выглядел вполне сносно, да и на ней был дресс-код: белый верх, чёрный низ и обычный бейджик. Глядя на них я попыталась угадать дальнейшие события, следующие за тем временем, что на фото: Натали начинает головокружительную карьеру на подиуме, а Эдик, видя, как она отстраняется, скатывается по наклонной. Затем она получает от состоятельного поклонника предложение руки и сердца — Эдик давно её благословил, куда раньше, чем оно прозвучало. Он желал ей самого лучшего.
В её расчётливости я нисколько не сомневалась: пользуясь тем, что бывший не в силах забыть свою первую любовь, она толкнула его на риск, а, чтобы он ни минуты не колебался, подкрепила страстным поцелуем, чем взбудоражила чувства.
Мне надоело смотреть, как он истязает себя воспоминаниями, и я прошлась по квартире. На стене висели армейские фотографии — мне показалось, что он принимал участие в вооружённых конфликтах, правда, я не очень в этом разбираюсь.
Мы сходили за водкой и закусью в ближайший маркет — в ход пошли ещё не отработанные деньги, из которых он с целью экономии вытянул только одну купюру. А затем я убивала время в его компании — во всех отношениях скверной для меня. Кто-то звонил в дверь — Эдик не реагировал. Позже он вырубился на продавленном диване, а я осталась сидеть в углу, рядом со стулом, заваленном вещами. Я наблюдала за темнотой, как она ползёт по стенам к потолку, а на рассвете покидает дом в обратном порядке. Я вдруг всплакнула, вспомнив о людях, которых мне не хватало. Я могла бы проводить время среди них, помогать им в чём-то, а не ютиться у чужаков. Но у меня была цель. Когда-нибудь я отыщу моих близких, оставшихся в реальной жизни — когда покончу с этим дерьмом.