К гардеробу подошёл седовласый старичок. Твёрдо постучал по стойке костяшками пальцев и, гордо выпрямившись, стал ждать, устремив вдаль безразличный взгляд. Служительница вешалок вышла к нему немедленно. Взяла пальто и выдала номерок. Старичок странно посмотрел на парня и величественно удалился.
— А может, и мою, а? Мне ненадолго. Ну, очень надо!
Гардеробщица со своего места скрытно наблюдала за посетителем. Тот впал в депрессию, мялся у стойки, хотел побиться о неё головой, но передумал. Порывался уйти, но раз за разом возвращался. Наконец присел на скамеечку и обреченно стал ждать. Когда взгляд клиента расфокусировался, а лицо стало расслабленным, гардеробщица поднялась. Подошла к парню, повесила куртку на вешалку и грохнула номерком по стойке, выводя посетителя из транса.
— Спасибо, спасибо огромное!
И молодой человек умчался через холл к лестнице.
Гардеробщица, мастер-дзен второй ступени наблюдала за ним с улыбкой. Она хорошо помнила наставления своего гуру — “только пройдя через отрицание, гнев, торг и депрессию, человек приближается к смирению. А смирение есть шаг к постижению дзен”. Да, она помнила это. И из любви к каждому, несмотря на личные симпатии, ругань и крики, каждый день вела людей к просветлению. Долгие годы она выводила людей из себя, заставляла покориться неизбежному и в конце смириться. Тяжелая, неблагодарная работа, но такая нужная. Гуру может гордиться ею — на её счету были десятки просветлившихся у этой стойки.
Входная дверь хлопнула. К гардеробу шла девушка в светлой шубке. Гардеробщица вздохнула и пошла в подсобку взять книгу — опыт подсказывал, что с этой гордячкой ей предстоит повозиться.
— Здесь у нас Наполеоны. Этот — времён кампании в Египте. Тот, в углу, после взятия Москвы. А стоящий у окна — перед Ватерлоо.
— И не ссорятся между собой?
— Они с друг другом не разговаривают, считают ниже своего достоинства обращать внимание на самозванцев. Хотите с кем-нибудь пообщаться?
— А кто с ними четвёртый?
— Это тоже Наполеон, только торт. Тихий городской сумасшедший. Подсадили его для терапевтического эффекта. И знаете, он оказывает на них очень хорошее влияние.
— Что у вас дальше?
— Четыре Кутузова. Вот видите? Весь день сидят, рубятся в карты. Проигравший ходит дразнить Наполеонов.
— Ещё дальше два Гитлера — рейхсканцлер и ефрейтор. Сидят по отдельности, иначе вместе ссорятся и дерутся.
— Сталин у нас только один.
— А чего он такой грустный?
— У нас нельзя курить, и мы отобрали у него трубку. Пройдёмте в следующий зал. Здесь у нас настоящий паноптикум. Почти все политики конца двадцатого, начала двадцать первого века.