– Это Хасан-ака, – представил нового знакомца Мешхед. – Он книги пишет. О том, как жить. На узбекском языке.
Книги? – интересно. Я тоже пишу книги.
…Хасан сел за наш столик, закурил кальян и как бы заметно подобрался, вытянулся – весь внимание, пытаясь при этом поймать мой взгляд. Я некоторое время отводил глаза, но потом почувствовал, что мне становится не по себе, будто я что-то скрываю, и принял игру, стал отвечать вниманием на внимание. Разговор сначала зашел о бизнесе, мы даже по ходу договорились о поставках табаков в Ташкент, потом я стал рассказывать о своих путешествиях…
Хасан молчал, но в его взгляде было все больше и больше вопроса и ожидания, обращенного именно ко мне. Это было естественно, я выступал новичком в этом городе и в этой компании. Всем хотелось, чтобы я поговорил именно с ним. Ожидание этого разговора зависло в воздухе. Я понимал, что с Хасаном меня познакомили не случайно, это своего рода проверка или, как говорили мы в детстве, прописка, к тому же Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись.
В общем, я задал вопрос первым:
– Хасан-ака, расскажи, как ты думаешь, когда-нибудь люди на этой планете будут счастливы? – И тут же подумал: какая глупость, что это со мной? – и, сразу, уже с некоторой злостью: если он книги о жизни пишет на узбекском, да еще глядит на меня все время с вызовом, пусть ответит мне по-русски, просто и ясно.
– Да, – спокойно сказал Хасан. – Будут.
– Когда это случится? Скоро?
– Да, – спокойно сказал Хасан. – Может быть, и скоро.
– А что для этого надо?
– Тебе надо вот… ислам надо принимать.
– Мне? – удивился я.
Я ожидал услышать все, что угодно, но такой ответ, как мне показалось, по степени примитива превзошел все мои ожидания. Однако Хасан оказался не так прост.
– Тебе, конечно, да, – он ни на секунду не изменился лицом, выдыхая очередное облако кальянного дыма. – Я вот слушаю тебя. Ты много ездил, думал, искал. Да. Очень-очень-очень много видел, много видел вокруг света – буддистов, ну всякое. Однако самая верная дорога – ислам.
Я, честно говоря, просто растерялся. Не знал, что ответить.
– Скажи, Хасан-ака, если я по монастырям Тибета ходил, по церквям, по мусульманским святыням ходил, но вот, знаешь, ни в кого не хочу, ни в кого не могу верить. Что мне делать? И потом сейчас вопрос не обо мне лично…
– Я понимаю, – кивнул Хасан.
– Дослушай вопрос, да. Не обо мне лично. Я какой есть, такой есть. Я от этого ни плохой, ни хороший. Я ценности все принимаю. Но для всех людей, для человечества – не важно, для мусульман, христиан, иудеев, буддистов – есть какой-то рецепт, чтоб все они были счастливы?