Вскоре барак заполнился почти доверху, воздух был спертый, затхлый, схожий с тем, что был в вагоне грузового поезда. Теперь каждый третий больной бредил, санитарки не успевали ходить между рядами носилок к каждому просящему помощи. Иссур и Мари держались. Даже здесь, в этом глухом и забытым Богом уголке мира, они умудрялись веселить других. Мальчик рассказывал соседям анекдоты, а его подруга пела песни своим слегка осипшим, но по прежнему мягким и приятным голоском. Санитарки, в отличие от военных сторожей, относились к таким выступлениям благосклонно, а некоторые самые смелые иногда даже подпевали и пританцовывали, бесшумно хлопая в ладоши.
Однажды утром санитарки зашли в лазарет с таким обреченным видом, что Мари сразу поняла —случилось что-то очень страшное. Даже, когда не справившись с горячкой, на их руках умирал человек, они не выглядели настолько сокрушенно. Мари спросила у трех женщин, что произошло, и получила в ответ молчание. На лицах всех больных, которые еще находились в сознании, блуждала тревога.
Где-то в полдень в помещение вошел военный. Он отдал приказ всем проследовать за ним. Мари, поднимаясь с носилок, перехватила одну молоденькую санитарку с огромными то ли от изумления, то ли от страха глазами.
– Куда нас поведут?
– В душ, – выпалила она, судорожно сглотнув.
– В душ? – удивился стоящий рядом мужчина. – Сроду в душ не водили, и тут – на тебе!
– Экая забота! – поддакнул другой.
– Пусть признаются, куда ведут!
– Имеем ведь право знать!
– Молча-ать! – прокатился по лазарету звучный голос военного. – Следовать за командиром без пререканий!
Толпа понемногу утихомирилась и, выстроившись в длинную колонну, вышла на улицу. Сугробы снега выросли еще больше, ветра не было, но стоял жуткий мороз, пробирающий до костей. По пути Мари заметила нескольких знакомых детей, возвращавшихся с работы на обед, и помахала им рукой. Те улыбнулись доброй знакомой, но, увидев военных, в ужасе отпрянули от толпы. Больных завели в кирпичное здание без окон и в маленькой комнатке при входе заставили раздеться. Мари с Иссуром, в знак уважения, отвернулись друг от друга на время снятия одежды. Всюду стоял неодобрительный гул. Заключенные бросали одежду кто куда – в комнатке не было вешалок. Наконец вышел военный и открыл тяжелую дверь, ведущую в другое, более широкое помещение. Эта дверь наверняка была пуленепробиваемой. Толпу загнали внутрь и за последним человеком закрыли дверь на засов. Мари огляделась и поняла, что душей здесь нигде нет. Ни душей, ни ванн, ни даже умывальников. Девочка отыскала друга и прильнула к нему, крепко сжав родную руку.