– Дело в том, – объяснял Джон, – что в этих бухтах давно происходят что-то странное. Пропадают люди вот уже как года четыре. И свидетели видели жертвы в последний раз в этой части острова, – либо с северной стороны, либо с южной. Кто-то видел похожих туристов на тропе. Кто-то видел группу аквалангистов около яхт. Ничего конкретного! Единственное, что мы знаем, – заявляют пропажу родственников редко, да и то не всегда. И обычно это связано с тем, что прекращаются выплаты по кредиту, и банк начинает разыскивать должников через родственников. Многие родственники просто отмахиваются, – кредиты все ненавидят, понятное дело: мало ли, месяц-два дядюшка просрочил с выплатами, у кого не бывает… Некоторые, правда, начинают беспокоиться: мол, никогда он выплаты не пропускал… И оказывается, что человек пропал, а со счетов сняты все деньги. А когда мы начинаем искать, то оказывается, что целая группа вместе с ним таким же образом пропала. И никаких зацепок! Вот мы и попросили береговую охрану тренироваться на этой стороне острова, а сами с другой стороны сидим, ждём-с. Похоже, дождались.
Мы с Игорем переглянулись. Игорь спросил:
– А что, и яхты бесхозные находили?
– Да нет, в том-то и дело. Мы даже не уверены, как они сюда добирались. Ведь у многих и частные самолеты были. Люди в основном очень состоятельные. И – как в воду канули.
– Значит, они уходят на катерах и самолетах… – удовлетворенно хмыкнул Игорь.
Мы прошли мимо дома и свернули направо. Тропа по дну каньона в дневном свете смотрелась совсем по-другому. Мы с трудом нашли остатки костра, потушенного нами накануне, и от него указали кинологу направление к скалам. Приземистый и крупный в кости, пёс быстро взял след и вскоре стал лаять на небольшой закрытый грот, скорее нишу, с деревом у входа. Джон покачал головой:
– Индиана Джонс, да и только…
Полицейские засмеялись. Кто-то сказал:
– Потайные кнопки на стенах, отодвигающиеся скалы, ловушки… Всё, ребята, камни руками не трогать и на кнопки не нажимать!
Но все оказалось намного проще. В самом гроте слева отказался узкий проём, – немудрено, что мы его не смогли найти. Проём был изнутри прикрыт чем-то вроде металлического листа с нанесенным снаружи пластиковым рельефом скалы. Металлический щит гулко стонал под ударами кулака Джона. Попросив кинолога взять собаку на поводок, Джон попытался отодвинуть щит. Он не поддавался. Сфотографировав вход и покричав для порядка: «Эй! Есть кто-нибудь? Открывай, полиция!», полицейские принялись вырезать фрезой небольшой прямоугольник. Кто-то пытался пошутить и стал петь: «Сим-сим, откройся!», да только оборвал своё пение на полуслове. Из открывшегося проёма резко потянуло сладким до тошноты запахом тлеющих углей и жареного мяса. Мы отпрянули в сторону; кинолог громко сглотнул и отошел вместе с собакой подальше за кусты. Мне вдруг вспомнился запах гари, исходящей от одежды «туристов» утром на тропе. Длинные волосы женщины были прикрыты сомбреро, их вымазанные в саже концы предательски выбились из-под шляпы… Я меланхолически смотрела, как Джон высвечивает фонариком внутренности пещеры. Его рот открывался темной впадиной, – он что-то говорил, поворачиваясь к полицейским, его лицо казалось постаревшим, покрытым глубокими морщинами на границе света и тени. Я отходила все дальше и дальше, пока не наткнулась на камень ногой и заплакала от боли. Я плакала сначала тихо, потом навзрыд, и Игорь встал рядом и стал похлопывать меня по спине, не зная, как еще меня утешать.