– Как Ваше имя, сэр? – спросила я лежащего человека. Я никогда не позволяла себе панибратства, даже в тюрьме.
– Голдвин. Артур Голдвин, – голос у него был сиплый; наверное, он много курил.
Проверив сканером имя пациента и сверив его личность с фотографией в медицинской карте, я кивнула охраннику, и тот вывел пациента из блока. Всё по протоколу, трёхразовая идентификация пациента. Повернувшись спиной к сотне лежащих на двухъярусных кроватях людей, я физически почувствовала направленные в нашу сторону взгляды. Ни естественного для трех часов утра покашливания, ни сопения или храпа, – тишина звенела у меня в ушах, набатом отдавалась в ухающем сердце. Тишина прерывалась только шарканьем этого невысокого заключенного в красном комбинезоне, да нашими с охранником шагами. Мы мучительно долго шли по коридору. Это становилось невыносимым. Я решила бежать отсюда, бежать во что бы то ни стало. Сказав охраннику: «Отойду на секунду?», я бросилась в туалет.
Вода струилась по моим голым предплечьям, горошинами скатывалась по пальцам вниз и разбивалась о раковину. Как я вообще оказалась здесь, в этой тюрьме, готовя смертельные препараты между раздачей таблеток и уколами инсулина… Заплаканные глаза с недоверием рассматривали моё отражение в зеркале. Даже если я сейчас уйду, – вдруг поняла я, – это ничего не изменит. Будет накалывать вену другая сестра, врач вот так же введет в капельницу барбитал , и этот мистер Голдвин тут же заснет. Потом ему введут обездвиживающий все тело бромид, и его дыхательная мышца – диафрагма – будет навсегда парализована. К тому времени, когда ему введут калий для остановки сердца, он будет уже мертв – его дыхательная система перестанет функционировать. Он никогда не почувствует невыносимого жжения от того, что концентрированный калий струится по венам к сердцу, превращая его в окаменевший кусок мышцы. Калий – это как последний, контрольный, выстрел. В пять утра официально зафиксируют смерть и оповестят родственников умершего, если таковые имеются. Артура Голдвина не станет.
В туалете висели фотографии знаменитых преступников, отбывших свой пожизненный срок в Сан Квентине: Барбара Грэм5, Стэнли Туки Уильямс, братья Винсент… Глядя на их черно-белые улыбающиеся лица, я высушила руки и прошла к кабинету 101. Охранник молча посмотрел на моё заплаканное лицо и деликатно отвернулся. Артур Голдвин был закреплен на кушетке при помощи специальных мягких скоб для рук и для ног. Я стянула его бицепс резиновым жгутом. Вена хорошо прорисовалась на изгибе руки. Я дезинфицировала кожу в течение двадцати секунд. по протоколу. . Наколов её с первого раза и закрепив катетер, я пустила капать физраствор. Голдвин неподвижно лежал на кушетке и смотрел на мои руки, выводящие фломастером дату и время на висящем над его головой «бомбе» физраствора, когда в кабинет вошла пожилая женщина в белом халате поверх униформы. Я вздрогнула от неожиданности, прочертив косую линию на качнувшемся баллоне.