Вечером только ноги остановились на месте и сердце сразу. Видит – костёр затушен. Угольки тлеют. Угощение оставила. Ещё теплое.
Вещи в сумку сложила. Волосы собрала. Сама уходит.
Что скажешь, шаман?
А все заготовленные слова растерялись.
Молчал шаман. Закричал человек внутри. И вырвался.
За руку её схватил: не отпущу. Моя. ⠀⠀⠀⠀
– Айхуна, – вслух, шепотом.
Улыбнулась солнцем. Налобную повязку из перьев коршуна с лица сняла. Глаза у него зелёные. И нос с горбинкой. Ровно как во сне когда-то видела.
Ведь знала же, не отпустит.
Да и он знал.
Но пока костёр не потухнет, не поверишь.
Разгорался огонь на запретном озере жарче прежнего. Горело в нем старое, рождалось новое. И всё было мало.
А свидетелем тому небо ночное, звездное. Да тень в траве мелькнувшая, чужого счастья не стерпевшая.
Выпавшим из гнезда птенцом нашел Орхана прежний заступник рода. Разглядел в еще неоперившимся, напуганном избранника духов. Воспитывал как преемника. «Сердце шамана открыто одним богам», – говорил старик в пустой юрте.
Ученик рос. Из гнезда вылетел коршуном. Быстрым. Зорким. Яростным. Когда время пришло, передал ему старик бубен и ушел, велев не оплакивать.
Род нового заступника принял с уважением. Слову его внимали даже старейшины.
Десять зим назад и сам воронёнка от голодных чаек отбил, в селенье привёл. Братом назвал.
Тянулся воронёнок за коршуном, даже повадками. Хоть и был по-иному талантлив. Гневался шаман, что бубен снова не на месте. Как объяснить, что духи сами решают с кем говорить?
Вот и опять брат под ногами крутился.
– У чужачки был? – в темноте выскочил. Поджидал.
– А тебе чего? – зло ответил, чтоб не спрашивал.
– Ничего, – брат отвернулся, с силой землю пнул, – болтают уж всякое.
Яростью сверкнули в ночи глаза коршуна. Комара на плече хлопнул. Кому какое дело?
– За своей юртой пускай лучше смотрят.
– Ты – заступник, а она, – брат замолчал и, глядя в глаза, выплюнул как грязное, – Чужачка!
Сдержался, не ударил.
– Сам таким был или не помнишь уже?
– Меня род принял, её – никогда, – отрезал и обратно во тьму скользнул, – Поразвлекся, хватит. На тракте видели воинов джунгарских. О том бы подумал, брат.
Ушел, слова камнем повисли.
И по одному осыпались.
Перо коршуна в волосы заправила – вот идёт шамана невеста.
Сам дал. Не выпрашивала.
В селение вместе вошли. Он первый. Она в след.
«Чужачка!» – кто-то выкрикнул.
А глядели-то как – выклевывали. Глаза добрые искала. Ведь рассказывал. Не нашла.
В юрту главную не впустили – «Иди к женщинам».
А взгляды их колючие. Слова колкие.
Отвечала зубами. Когти тоже есть.