Ни отца, ни матери не знала королевна. Лишь сокол был у неё. За этого сокола и проклял её народ. Мать-колдунья юношу, пажа бедного, полюбила, в сокола его по злобе своей превратила, на вечные муки в птичьем обличии обрекла, на полёт бесконечный, на колпак долговечный… Так народ сказывал, королевну боялся, сокола жалел. Королевна шали узорные, заговорные плела, окна занавешивала, знала – полетят камни, день настанет, злоба людская всколыхнется, сокол её в огне захлебнётся, а она сама птицей обернётся. Сокол умрёт – она запоёт.
И плела королевна нити шёлковые, платье шила себе – соколиное. Сокола ждала, а сокол её летал выше облаков, в страны дальние, приносил ей соль морскую и тоску людскую – с крыльев стряхивал… Катилась и звенела тоска на разные голоса…
Больно! больно! больно!
Звенит, плавится, льётся… Через край и – мимо, в землю чёрную, питать тростник. Тростник вырастет, зашумит, песню свою споёт, птиц заманит, людей одурманит… Ах!.. Королевна никогда не слышала тростника. Она в окна узкие, тёмные вглядывалась, сокола ждала. Третья неделя шла, огонь с собой несла. Королевна платье чёрное надела, загрустила и не пела… Только древнее вино пила – красное, тягучее. В кубках золотых его плавила и ждала, ждала, ждала…
Грянул гром, взвизгнули цепи – ворота королевские отворились, палача впустили. Королевна у окна узкого вздрогнула: сокола ждала, палача приняла. Палач по улицам шел, маской красной лица жег, мечом чёрным ноги подкашивал. Вздрогнул город. Шепотом быстрым до покоев королевских страх добежал, в двери плеснулся – раз-другой, в щели просочился, в свечном пламени качнулся, зеркалами отразился.
Стоял палач перед королевной. Горело сердце его жарче маски красной. Непрошенный, незваный, нежданный – пришел. Трепетали шали на окнах, огни мигали, люди за дверьми притаились, ждали.
Королевна ходила, пальцами тонкими свечи на стенах гасила. Белый воск к её рукам пристал, а она, его не замечая, всю комнату обошла и прямо к Сердцевичу подошла, руку ему подала.
За маской кровавой, за черным мечом разглядела она королевскую стать. Зачем, зачем король палачом обернулся? Он силён и могуч. Я беспомощна. Мне бы силу его! Мечом черным взмахнуть, из темницы постылой птицей вспорхнуть!..
Воск с руки её хлопьями вниз полетел. Пальцы ей палач поцелуем согрел. А за стенами замка древнего снег посыпался… Завертелись дни снежной бурею. Королевна то прочь палача гнала, то Сердцевичем его звала, маску снять умоляла. Но он, имя ей открыв, завету ведьминому верен остался – лица своего никому не выдавал.