– Моя госпожа, – он преклонил колено, и стужа сковала его тело, едва он коснулся каменных плит.
– Что привело тебя в мои владения? Все дороги сюда позабыты.
– Я сбился с пути, метель кружила и толкала меня…
– Нет, не метель привела тебя на пустоши, странник. Встань и назови своё имя!
Юноша поднялся и выпрямился. Побелевшими губами вымолвил заветные слова:
– Мать дала мне имя Горислав. А отца я не знаю с рождения. К тебе же меня привели песни и сказки о той, что краше заката и нежнее рассвета.
– Разве их еще поют обо мне? – она рассмеялась и поднялась, посыпались перья и пыль с подола и рукавов. – Подойди ко мне, Горислав.
Он шагнул, сжимая в кулаке прозрачно-искристый камень, ледяными иглами терзающий его ладонь.
– Потанцуй со мной, Горислав. Эй, музыку нам с королевичем!
Королева хлопнула в ладоши, и тотчас с удвоенной силой вспыхнули оплывшие свечи, зашаркали десятки ног и заплакали лютни и скрипки.
Тяжёлая мантия с горностаевым воротом упала на каменные плиты. Ледяные пальцы, унизанные перстнями, легли юноше на плечо.
Он знал, что в конце танца он отдаст ей осколок льда, напившийся его крови, который она примет за сердце и уберёт поскорее в резной ларец, а ключ выбросит. И в тот же миг чёрная маска проступит на его лице, и он станет вороном. Принцем-вороном в её свите. И в самую долгую зимнюю ночь поведёт он упряжку к звёздам, но они не успеют. И в бессилии будет плакать королевна, но слёзы её высохнут, едва она ступит на землю, и лицо её вновь станет юным… И так повторится семь раз.
А в седьмую ночь
Он найдет отца.
И мать расстелет стёганое покрывало на холмах и пустошах вокруг.
И лишь вороны рванут в вышину, он маску снимет и разрубит упряжь, что уж ждёт его – блестит шелково в рукаве её…
Упряжка взмыла в небо, шелковые плети врезались в кожу, перстни ало блеснули в звёздном свете. «Летите! Летите! Летите ввысь!»
Косы королевы расплелись и струились чёрными лентами на ветру. Стужа морозным облаком окутала её фигуру и острые мечущиеся силуэты птиц.
«Выше, выше! О, прошу вас, поднимите меня к самым звёздам, к тем дорогам, где верховный ветер летает, где мчатся его табуны».
Вороны летели сбитым клином. Горислав вёл их так быстро, как только мог. За семь лет, разыскивая отца, он узнал каждую птицу и понял, как выстроить упряжку, чтобы крыло соседа служило опорой, а не сбивало в сторону. Отец летел прямо за ним, во втором ряду. Серый ворон с чёрной каймой у хвоста и чёрными маховыми перьями. Горислав обернулся. Они пробились сквозь рваную пелену зимних облаков. Звёзды колюче мигнули в глубине ночи. Алый кристалл на груди королевы таял кровавыми каплями. Еще немного осталось! И упряжка рванула ввысь. Туда, где воздух напоминал решето, и биться в нём становилось всё трудней, сотни ножей впивались в грудь. Но он летел, и за ним летели все остальные. Птичьи крики утихли, лишь шуршали перья и свистел воздух, обтекая лёгкую колесницу.