Его влюбчивость была, пожалуй, единственной слабостью его характера. Мартин знал Доминика еще со времён их общей военной молодости, как храброго, умного и жесткого мужчину, который к тому же порою мог быть настолько цинично безжалостным, что эта его черта, возможно, и мешала Мартину стать с Домиником по-настоящему близкими друзьями.
На пересечении улицы с площадью Скрига поклонился своей спутнице, приподняв шляпу, поцеловал ей руку, и они расстались. Девушка быстрым шагом направилась в сторону Остробрамкой улицы, несколько раз обернувшись посмотреть на удаляющегося Доминика, который, с полной уверенностью зная об этом, шествовал так, будто только что выиграл войну за английский престол.
Мартин приблизился со спины к Доминику и, поравнявшись с ним по правую руку, легонько хлопнул ладонью того по плечу со словами: «Как поживаете, Доминик Карлович?». Скрига обернулся на его голос, очаровательно, как только он умел, улыбнулся, и, ответив: «Какой прекрасный день, даже вы, Мартин Юрьевич, не в состоянии его испортить», – обнял того за плечо, продолжая идти в сторону магазина.
Доминик, похоже, в очередной раз влюбился.
Познакомились они, когда оба служили в разведке Северо-Западной армии генерала Юденича во время первой попытки отбить у «большевиков» Петроград, где молодые офицеры-одногодки быстро подружились. Перед вторым же наступлением армии их вместе забросили в осаждённый город для сбора информации и организации диверсий. Когда же и этот поход Юденича закончился неудачей, то при прорыве из Питера, в перестрелке с «чекистами», Доминик был серьёзно ранен, и Мартин практически на себе вытащил его к своим. После Скригу с другими ранеными и больными тифом сослуживцами эвакуировали в Финляндию, а Мартин вернулся в Беларусь. Встретились они вновь только через десяток лет, когда Бельский после долгих своих скитаний по миру возвратился в Вильню, где Доминик проживал по возращении из Финляндии со времени присоединения Виленского края к Польше.
– Когда же ты угомонишься, Доминик? Ладно, в юные годы, когда кровь кипела, и опасности войны не давали скучать, подстёгивая к безрассудным поступкам. Но сегодня то, должен бы уже и накушаться всего этого, дружище. О тебе, ну просто какие-то ужасные истории по городу ходят. Джакомо Казанова и Дон Джованни не угнались бы за тобой в этом марафоне.
Мартин любил подразнить своего товарища на эту тему, зная его благородную щепетильность в отношениях с дамами, а также привычку Доминика всегда следовать неписаному шляхетскому кодексу чести, в большей степени придуманному им самим же ещё во времена своей романтической юности.