Сказки по субботам, или Хочешь – верь, а хочешь – нет (Курилович) - страница 43

– Но мы же дети! – дрожащим голоском пробормотала Настя.– Маленькие! Детей нельзя убивать! У Жени скоро должен быть конкурс!

– Настя! – восхищённо воскликнула Маша. – Ты гений!

Все уставились на неё, а она объяснила:

– Всё равно они нас сразу не убьют: станут спрашивать, кто мы такие, откуда, что умеем делать, а мы скажем, что мы – бродячие артисты! Ходим по деревням и развлекаем людей! Мы с Даней будем петь, а вы с Настей – танцевать!

– Я тоже люблю петь! – возразила оживившаяся Настёна.

– Ты тоже споёшь, а я станцую!– моментально согласилась Маша.

– Но тут же нельзя веселиться!– возразил Женя.

– Почему это?! – удивился Даня.

– Ален говорил, что они питаются плохими эмоциями, мыслями, поступками, но что запрещено веселиться, он вроде бы не говорил, – задумалась Маша.

– Где он сейчас? – спросил Женя. – Нам хорошо, мы всё-таки вместе, а он совершенно один, некому его поддержать…

Дети вздохнули и задумались. У Насти на глазах опять навернулись слёзы:

– Он такой хороший, добрый…

– Нам нельзя плакать, – торопливо сказала Маша. – Если мы будем плакать, у нас ничего не получится!

– Да, – поддержал её Женя, – и мы навсегда застрянем здесь и Алену не сможем помочь!

– Ну, уж нет! – громогласно заявил Даня.– Я плакать не собираюсь!

– Я тоже! – решительно проговорила Настя и вытерла глаза рукой.

– Значит, договорились: мы с Даней поём хором песни, которые учили на фольклоре, а вы – танцуете! – опять подытожила Маша.

– А сейчас что будем делать? – заинтересованно спросил Даня.

– Не знаю, как вам, а мне что-то спать очень хочется! – заявил Женя и направился к примятой соломе.

Остальные подумали-подумали и последовали его примеру. Вскоре камеру наполнило довольное пыхтение и сонное сопение. Только ребёнок может спать спокойно, несмотря на нависшую опасность, только в детстве нас посещают безмятежные, спокойные сны…

Они крепко спали, не задумываясь о том, какие тучи сгущаются над ними…

Разбудил ребят пронзительный скрип открывающейся двери. Они вскочили, как встрёпанные, ожидая опять увидеть бронированное чудище, но вместо этого в дверях камеры появился ярко и богато одетый пожилой мужчина, с гладко выбритым подбородком, но невероятно длинными усами. Одежда на нём была несколько странная, но Маша, которая когда-то изучала историю костюма, усмотрела в нём отдалённое сходство со средневековым французским стилем: пышные короткие шорты, узкие, обтягивающие тонкие ноги панталоны, огромное жабо, берет, украшенный плюмажем. Человек остановился на пороге камеры, принюхался, брезгливо сморщился и поднёс к носу надушенный кружевной платочек.