***
Двадцать восьмого мая погодное окно закрылось, вершину Эвереста опять затянуло облаками. Закончился ещё один сезон восхождений. В этом году погибло всего трое. Намного меньше, чем в прошлом или позапрошлом. Это, считай, вообще хороший получился год.
Мы с Максом так сильно горевали, что даже не разговаривали об Илье. Воспоминания приносили боль. Цветущие розы, изумрудная вода в бассейне, сногсшибательный вид на Гималаи — всё напоминало о человеке, которого мы потеряли. Мы попрощались с Уиллом и его семьёй и вылетели в Катманду, а оттуда — в Санкт-Петербург.
***
Нас не было дома больше месяца. Город казался чужим.
Мы съездили к моим родителям и сообщили о беременности. Папа заплакал, не стесняясь слёз, а мама воскликнула: «Так рано? Я ещё не готова стать бабушкой!». Джан её утешил: «Ты всегда будешь самой красивой женщиной в мире, даже если Оля родит тебе десять внуков!». Это прозвучало очень мило. Я поняла, что Джан с удовольствием будет возиться с внуком любимой женщины.
Съездили и в усадьбу Ольховских. Каролинка, узнав, что я тоже наконец забеременела, поджала губы: ей больше нечем было передо мной хвастаться. А Михаил Семёнович выпил на радостях бутылку коньяка. Беспрестанно целовал меня в обе щёки и хлопал Макса по спине. Вспоминал свою первую жену Элочку, расстраивался, что она не дожила до этого счастливого дня. Макс решил, что настал подходящий момент, чтобы сообщить отцу об увольнении.
— Я хочу быть художником, — сказал он. — Жизнь такая короткая, какой смысл тратить её на вещи, которые не приносят счастья? Я двенадцать лет отработал в банке. Отпусти меня, пап, сил моих больше нет.
Папа нахмурился, налился гневом:
— А на что ты будешь содержать семью? Мою невестку и моего внука, когда он родится?
— У нас достаточно сбережений и ценных бумаг, — ответил Макс. — У меня финансовое образование, ты забыл? Моя семья ни в чём не будет нуждаться.
— А чем ты будешь заниматься целыми днями? Сидеть с блокнотиком на канале Грибоедова и рисовать туристов за пятьсот рублей? Разве это хорошая профессия для сына банкира?
— Нет, я сделаю выставку и буду продавать картины по тысяче долларов, — ответил Макс.
— Спорим, никто не купит! — воскликнул Михаил Семёнович, откупоривая новую бутылку коньяка.
Макс хмыкнул и направился к машине. Вернулся с папкой, где хранил рисунки. Слава богу, не голого Ильи! Там были картины, которые Макс рисовал в Непале, ожидая, когда Илья вернётся с Эвереста.
Заснеженные пики Гималаев, сверкающее озеро, усеянное лодочками рыбаков, туманные долины, погонщики яков, босоногие чумазые дети, трепещущие на ветру разноцветные флажки — и свет, свет, розово-золотистое сияние Тибета, утренняя прозрачность, вечерняя синева.