— И что же нам делать? — с сомнением уточнила я.
— Вам — немножечко подождать вот там… — пробормотал артефактор и, сграбастав меня за руку, уверенно потащил куда-то во тьму подземелья. Мокки, чертыхнувшись, двинулся следом — причем задом наперед, не желая поворачиваться спиной к люку, ведущему на улицу.
Тилвас указал на самый угол погреба: каменный пол, какие-то истлевшие тряпки, кованый сундук. Причем при виде последнего Талвани резко втянул воздух ноздрями, издал удивленное восклицание и открыл крышку. Потом достал изнутри припыленную бутылку вина, обнюхал ее по кругу — это выглядело очень странно в исполнении долговязого аристократа — и вручил Бакоа:
— Вот. Хорошо сохранилось. Сидите. Пейте. Болтайте — только негромко. Ждите. Я скоро вернусь.
— Ты совсем больной? — в ответ вкрадчиво и даже как-то сочувственно поинтересовался Мокки. — Талвани, сволочь ты сухопутная, ты правда думаешь, что меня устроит полное, мать твою, отсутствие объяснений? Либо ты сейчас же рассказываешь свой гребаный план — и молись, чтобы он у тебя был — либо я…
— Либо ты, — перебив, покорно согласился Тилвас.
А потом неожиданно-мягко подшагнул вперед и обнял Бакоа. Крепко, будто родная мать.
— Что… ЧТО?! — ахнула я, когда вор обмяк и начал съезжать вниз. — Что ты с ним сделал?!
— Да ничего, просто усыпил ненадолго, — Талвани ловко увернулся от моего кулака и, усадив гильдийца у стены, повернулся. — Джерри. Пожалуйста. Я тебя очень прошу, пойми ты: я знаю, что делать, — он на мгновение замер, тревожно прислушиваясь к чему-то. — И если мы хотим выбраться отсюда, то просто Сядь. У. Долбанной. Стены. И подожди, ясно? И когда этот очнется, убедись, что он никуда не денется! Вот, — Тилвас вдруг схватил наручники, висящие на камнях (зачем монахам наручники в винном погребе — неизвестно и, пожалуй, не слишком и хочется знать), — Можешь приковать его, если хочется, главное не дергайтесь.
Где-то там, в темноте у нас за спинами, вдруг заскрипел и застонал люк, ведущий наружу. Меня тотчас прошибло страхом. Неизвестные тучевые твари насладились браксами и идут за нами?..
— Почему я должна тебе верить? — устало спросила я Тилваса.
Аристократ двумя пальцами взял меня за подбородок и заглянул мне в глаза. В его зрачках плескалось сочувствие — что бесило меня, ужасно; и понимание, что удивляло. А еще странная, зыбкая нежность и что-то вроде принятой ответственности.
В общем, это был один из тех взглядов, которым в литературе принято уделять не менее двух абзацев описания — и я, столкнувшись с таким наяву, будто споткнулась. Сердце стало биться еще громче, чем прежде.