– Точно, – соглашаюсь с ним.
– Закрой, пожалуйста.
– Прямо сейчас?
– Завтра утром это уже будет менее необходимо.
Я вздыхаю, садясь.
– Хорошо, сейчас закрою.
Спускаюсь вниз, держа телефон возле уха, но в нем только тишина, прерываемая дыханием Кирилла. Одеваюсь, распахиваю дверь и застываю. Пар вырывается изо рта, мороз лезет под распахнутую куртку, колет шею и открытый участок груди, уползая под тонкую ткань.
Напротив стоит Кирилл, привычно спрятав руки в карманы куртки. Темные волосы торчат из-под шапки, одна прядь упала на глаз, но он и не думает убрать ее. Смотрит виновато и даже как будто смущенно, что в отношении Кирилла и представить-то сложно.
Я прикрываю ладонью рот, разглядывая его, а потом говорю:
– Заходи.
Кирилл дует на горячий чай, сгоняя в сторону струящийся от чашки дымок.
– И сколько ты там стоял? – спрашиваю его. Он делает маленький глоток.
– Недолго. Пока говорил с тобой, сам не заметил, как оделся и пришел. Про калитку я еще в прошлый выход понял.
Я молчу, поставив подбородок на ладонь. Он делает еще один глоток и спрашивает:
– Я кажусь тебе жалким?
Медленно качаю головой.
– Ты кажешься мне мальчишкой.
Он хмурится, делает еще один глоток.
– Это плохо, да?
Улыбаюсь.
– Нет, неплохо. Просто так и есть. Тебе двадцать пять, Кирилл. А мне тридцать четыре. Между нами почти десять лет. Иногда я об этом забываю. Но иногда чувствую эту разницу очень остро.
Он качает головой с усмешкой, глядя в сторону.
– Это чушь собачья, Ясь, – устремляет на меня взгляд. – Эта разница есть только в твоей голове. Только тогда, когда ты придаешь ей какое-то значение, делаешь важной, устремляешь на нее свое внимание. Чем я отличаюсь от тебя так критично? Приведи пример.
Я смотрю на него, выискивая в памяти что-то подходящее. И странным образом не нахожу. Все, чему я бы могла налепить ярлык, при более тщательным рассмотрении теряет значимость. Действовал, поддавшись эмоциям? А я разве так не делала? Да миллион раз, и в том числе в отношении Кирилла.
Пытался по-детски задеть меня? А я разве не так же по-детски пыталась вывести его на разговор, прекрасно зная, что он молчит потому, что я сама его просила? Нелогичен в поступках? Нелогичен настолько же, насколько логичен. И черт возьми, в итоге его нелогичность и необычность сыграла только на плюс.
– Видишь, это просто цифра, – продолжает Кирилл, так и не дождавшись от меня ответа. – Цифра, которая не имеет никакого значения, если людям хорошо вместе.
– Для меня имеет, – говорю я с сожалением.
Я все понимаю, со всем согласна, но боюсь другого: я не справлюсь с возможным давлением. Не только со стороны окружающих, но и со стороны самой себя. С той стороны, которая всегда была правильной. Правильной до тошноты.