Девочка осмотрелась. Потайная комната в печи была небольшой и практически пустой. По периметру стояли три старинных массивных зеркала. По плотному слою пыли, препятствующему отражению, Аврора поняла, что здесь давно никто не убирал. В углу притаился огромный котел, в который можно было бы поместить тучного человека. Чаша его была гладкой и граненной, будто выкованной из черного кварца. Рядом стоял шкаф, заполненный бурой шерстью и стеклянными трехлитровыми банками с тягучей и прозрачной жидкостью внутри. Девочка подошла ближе и взяла одну из бутылок. Содержимое выпуклой тары медленно стекало по стенкам, словно слюни. Чувство тошноты подкатило к горлу, и Аврора вернула банку на место.
Одну из стен тайной комнаты покрывал необычный коллаж. Он состоял из тех же детских отпечатков. Аврора не заметила их сразу, потому что они не светились. Ладошки на бумаге были черно-белые и безжизненные… Их тут было так много, что за один присест все и не сосчитать. Детские руки заняли пространство от пола до потолка. Рисунки были развешены в несколько рядов, а из-под некоторых выглядывало еще по два три изображения.
В печном ходу появился скрежет, а затем послышались голоса.
– О нет! – прошептала Ава.
Грызуны тут же рассосались по углам. И в эту секунду девочка пожалела, что она не маленькая мышка. Выход из этого помещения был только один и он уже был занят… Девочка спряталась за дальнее зеркало и стала молить, чтобы ее не нашли.
– Месяц, всего один месяц осталось потерпеть, – шипела старуха, шкрябая коленками по железной поверхности, – только подумать больше никаких внучков с их вечными хотелками, – она продолжила писклявым голосом, изображая детей. – Бабушка, а можно мне булочки с вареной сгущенкой? А мне макароны с сыром! А мне блинчики! А мне торт! А мне, а мне, а мне! А! ненавижу! – взбесилась она и лягнула ногой деда, который полз сзади. Удар пришелся ему в плечо.
Дед и без того недовольный, просто взорвался от злости. Он схватил жену за ноги и попытался удержать, но она вырвалась. Стычка стариков продолжилась в тайной комнате и переросла в драку. Они схлестнулись на полу.
– Дура, – ворчал дед, вцепившись ей в шею, – руки еще вздумала распускать?
– Старый осел! – посыпались оскорбления изо рта бабки. – Мерзкий увалень! Вонючий и противный дед! Вечно молчишь, как воды в рот набрал. Тьфу, смотреть противно.
Она пнула его ногой в живот, тот отлетел к стене. Разлохмаченная бабка прожигала взглядом старого супруга, а он ее. Они еще несколько минут колотили друг друга и швыряли от стены к стене. У обычных стариков уже бы кости все переломались, а эти ничего, живее всех живых. «Обезьяна», «Тупица», «Старая развалюха», – выпуливала бабка обзывания. Дед же вежливо просил ее помолчать: «Закрой свое помело, ведьма!».