— Ты чем недовольный? — скосился на Мишку.
— Надо бы Скибу поставить в известность. Кто его знает, может, в райкоме свои соображения…
— Соображения у нас одни — уничтожать врага. Понял? Взорвем, тогда доложим. Думаю, об этом уже говорено, хватит.
Над головой просвистал крыльями дикий селезень. Камнем упал; послышался мягкий шлепок, будто в воду бросили коровий лепух, а погодя, уже с другого места, раздался его хриплый кряк.
— Хитрый, шельма, упал вон где.
Поднял Мишка камень, кинул в камыши, на голос.
— Нашел дурака, — тихо, сморщив пестрое лицо, захихикал Федька. — Поди, он уже там.
И точно: селезень подал голос гораздо дальше от того места, откуда отозвался последний раз. Мишка швырнул еще, потом еще. Селезень будто дразнил, подзадоривал. Разошелся Мишка. Обламывал край обрыва, но второпях крошил сухую глину, швырял жменями крошево. Мелкие кусочки не долетали, рассыпались по камышу возле самой воды. Федька катался по траве, дрыгая ногами, за смехом не мог выговорить ни слова.
Развеселились и проглядели, как из яра неподалеку поднялось четверо вооруженных людей с белыми повязками на рукавах. Передним, косолапо ступая длинными вывернутыми ногами, шагал Степка Жеребко. За ним, шаг в шаг — двое, тоже в защитном, в папахах, как и Степка, с винтовками наизготовку. Замыкал шествие Никишка Качура. Побуревшее, мокрое от скорой ходьбы лицо его щерилось, а в красивых, как и у Леньки, глазах — робость.
Мишка увидал подходивших первым. Как ножом полоснула мысль: «Мешок!» Скосил глаза: лежит, черт, на самом виду, белеет против солнца газетным листом. Ни прикрыть его теперь, ни убрать. Мелкая, частая дрожь внезапно вступила в ноги, руки; к горлу подкатила тошнота. Отступил от обрыва.
— Стой! — приказал Степан сквозь зубы.
Федька не поднимался. Перелег на бок, поддерживая рукой голову, невозмутимо глядел снизу на полицаев. Как ни в чем не бывало пощипывал траву.
— Вытянулся, как кабан… Встань!
— Можно и встать, раз велит начальство.
— За каким это… залетели в сии края, соколы?
— Ты нам еще укажешь, где раков ловить в Салу?
— Гм, раколовы… — Степан однобоко усмехнулся, другим концом рта зажимая потухшую сигарету. — Приходько, достань вон под яром улов, поглядим, каких раков натягали.
Поймал Степан тревожный Мишкин взгляд. Волосатая, четырехпалая (без указательного пальца) рука его облапила желтую крытую лаком кобуру, оттянувшую книзу лейтенантский ремень с правого бока.
— Не вздумай драпануть, комиссарский наследник.
Вытягивая толстые, мясистые губы, подцепил окурком мигающий, еле заметный при солнечном свете огонек в медной зажигалке, прикурил. Пыхнул белым пахучим дымком, сплюнул в яр.