Я встал. Муж уже передал ей, что я задерживаюсь у них, тик как встреча откладывается. Мне ничего не оставалось делать, как подтвердить это. Тогда она предложила мне перекусить, и я согласился, что это была неплохая мысль.
- Может, вы спуститесь и поедите вместе с нами? Мы не готовим дома, так что только сандвичи, если это вас устроит.
- Мне бы не хотелось выглядеть невежливым, но вы едите в комнате с обезьяной?
- Нет, - ответила она вполне серьезно. - Это невозможно. Внизу, в мастерской. - Она взяла меня под руку; - Идемте.
И я последовал за ней.
2
Четверо остальных подозреваемых сидели в большой комнате на первом этаже вокруг деревянного стола, уставленного сандвичами. В комнате царил полный кавардак:
столы с флюоресцентными лампами, открытые полки, забитые бумагой, банки всевозможных размеров, стулья, расставленные в беспорядке, еще полки с книгами и папками и тысяча других предметов. В довершение этого хаоса на полную мощность были включены два радиоприемника.
Мы с Марсель Ковен присоединились к собравшимся, и я тут же воспрянул духом. На столе стояли корзинка с французскими булками и ржаными хлебцами, бумажные тарелки с нарезанной ветчиной, копченой индейкой, осетриной, беконом, огромный кусок масла, горчица и другие специи, бутылки молока, дымящийся кофейник и кувшин со свежей икрой. Увидев, как Пит Жордан намазывает икру на хрустящую хлебную корку, я понял, что он имел в виду, когда говорил о своем неумении голодать.
- Ешьте! - прокричала Пат Лоуэлл мне в ухо.
- А почему бы не уменьшить звук или вообще не выключить их? - проорал я в ответ, одновременно доставая себе хлеб и бекон.
Она глотнула кофе из бумажного стаканчика и покачала головой:
- Один - Байрама, а другой - Пита! Они слушают разные программы во время работы! Громкость, естественно, возрастает!
В комнате стоял чертовский шум, но бекон был отличный. Впрочем, индейка и осетрина тоже были выше всяких похвал. Поскольку дуэт радиоприемников исключал возможность какой-либо беседы, я рассматривал сотрапезников. Наибольшее внимание привлекал Адриан Гетц, которого Ковен называл Выскочкой. Он аккуратно отламывал кусок хлеба, клал на него кусок осетрины, водружал на нее ложку икры и отправлял все это в рот. Потом делал три глотка кофе и начинал все сызнова. Он был поглощен едой, когда мы с миссис Ковен только входили, и продолжал этим заниматься, когда я уже отвалился от стола.
В конце концов и он перестал есть. Отодвинув стул, он подошел к умывальнику, вымыл руки и вытер их носовым платком. Потом просеменил к одному радиоприемнику и выключил его, после чего проделал то же самое с другим.