Через некоторое время к нам в полк приехал товарищ Ворошилов, он был представителем Ставки на нашем участке фронта. Я оказался тогда около штаба по каким-то делам и видел его буквально в трех шагах. Если бы мне не сказали, что это Климент Ефремович, я бы его никогда не узнал без усиков и без маршальской формы. С ним было несколько человек в плащ-накидках и в том числе толстозадый обладатель "будки”, по которой я не смазал исключительно в силу своей хлипкости. Этот "интеллигент"оказался командующим Отдельной Приморской армией – генерал-полковником Еременко! Разумеется, больше я на то место не ходил.
Однажды я схватил десять суток "губы"по милости все того же Василия Титовича Полежаева. Было это в Ялте, после севастопольских боев. Василий Титович тогда здорово ударял по женской части, в полку он отсутствовал. А тут прибыл приказ: срочно представить офицерский состав к награждению.
Командир роты представил взводных, но его самого должен был представить к награде его начальник – полковой инженер.
Конечно, капитан Семыкин не хотел оставаться без награды и приказал мне живого или мертвого Полежаева отыскать.
Я сбился с ног, обегав все злачные места Ялты, где имели обыкновение бывать наши офицеры, но Василия Титовича не нашел. Обдумав ситуацию, я пришел к выводу, что если бы я и обнаружил в каком-нибудь злачном месте Полежаева, то все равно ему в этот момент было бы не до реляции и все равно эту реляцию пришлось бы составить мне. Поэтому я со спокойным сердцем представил капитана Семыкина к наивысшей боевой награде – ордену Красного Знамени. Составив реляцию, я, как обычно, подписался за инженера и отнес в штаб полка.
Спустя несколько дней в штабе появляется Василий Титович, не подозревая о происшедшем, и узнает, что он представил командира саперной роты к самой высокой боевой награде. Как обычно, он был в подпитии и никак не мог сообразить, в чем дело. Он стал отрицать, что, мол, никакого Семыкина к награде не представлял. Тогда ему предъявили его собственноручную подпись. Василий Титович так разозлился, что в сердцах меня продал. Не знаю уж в какой раз я оказался на волосок от штрафной – теперь отстоял меня награжденный мной командир роты.
После этого случая я тоже для себя сделал вывод: подделывать чужие подписи опасно (даже по согласованию с их авторами), и с тех пор все донесения подписывал своей фамилией.
Не хвалясь, замечу, что, являясь нестроевым придурком, в силу боевой обстановки иногда был вынужден принимать участие в боях в общей массе саперной роты. Поскольку на передовую мне запрещалось являться в очках – блеск стекол обычно указывал на наличие наблюдательного пункта, по которому противник немедленно открывал артогонь, я стрелял из автомата вслепую, куда и все, а однажды даже бросал ручную гранату – тоже в направлении противника.