...Решив сделать папе сюрприз, я не написал ему о своей демобилизации. Хотя папа за годы войны стал видеть еще хуже, он сразу догадался, кто эта личность, от которой несло паровозным чадом и сивухой. Как и полагалось истинному большевику (а таковым он оставался и без партбилета, который ему вернули лишь после XX съезда), папа встретил меня без сантиментов. Не доверяя своим слабым глазам, он стал меня проверять на ощупь.
- Я был уверен, что ты хотя бы до майора дослужишься! - не скрыл своего разочарования папа, ощупав мои девственно-солдатские погоны. - Я в твоем возрасте почти генералом был...
"Эх, папа, папа... А знаешь ли ты, что хороший придурок стоит плохого генерала?" - подумал я.
- И наград не густо... Раз, два, три - и обчелся, - никак не мог успокоиться папа, перещупав мои солдатские "железки".
Я уж было решил, что официальная часть окончена, и хотел обнять папу, но он сурово меня отстранил. Рука его потянулась к моему левому нагрудному карману, но карман оказался пуст... (Отправляясь в путь, я зашил документы в складке кальсон - предосторожность оказалась нелишней.)
- Насколько я понимаю, ты не комсомолец? - сурово спросил папа. - Отказали в приеме? Или ты, может, и не вступал?
Я почувствовал, как тяжело было папе, одному из организаторов комсомола и делегату исторического III съезда, на котором выступал Ильич, задавать мне этот вопрос.
Но тут-то и был у меня припасен некий сюрприз. Не торопясь, расстегнул я брючный ремень и с некоторым усилием извлек из потайного "кармана" красную книжечку.
- Комсомольский билет! - обрадовался папа. Он даже весь преобразился, просветлел...
- Нет, это мой партбилет, - эдак небрежно обронил я, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
Такого папа не ожидал. Он схватил партбилет, долго его ощупывал, обнюхивал - он так разнервничался, что мне пришлось срочно дать ему валерьянку.
- Спасибо, Лев! Я знал - ты меня не подведешь, - сказал папа, и скупая слеза выкатилась из-под его толстенных очков.
Всю жизнь я знал, что партия для папы - это все. И в тот момент я вспомнил, каким страшным ударом судьбы явилось для меня, юного пионера, исключение папы из партии в конце 1936 года.
...В этот черный день моей жизни, забежав в школьный сортир, я оказался там один на один со старшеклассником Сафроновым, который одно время был в нашем отряде вожатым.
- Эй, жид! - ни с того ни с сего сказал мне он, застегивая ширинку. Я подумал, что Сафронов, несмотря на его комсомольский значок, является отсталой личностью, обремененной пережитками прошлого.