Последовавшие события сделали материал неактуальным - во всяком случае, подписывать его мне больше не предлагали. Однако я начальство так озадачил, что товарищ Тингурин мне обещанную справочку выдал - мол, катись со своей внутрипартийной демократией...
- Мы, татары, против еврейской нации ничего не имеем, мы нацмены, вы нацмены, - сказал он мне на прощание. - Но история свидетельствует, что мы, татары, двести лет великий русский народ под сапогом держали...
Второй случай произошел у меня год спустя в Москве, где после возвращения из Казани я начал было свою служебную карьеру в качестве врио начальника производственного отдела издательства Союза советских художников. В издательстве, как и в каждом порядочном советском учреждении, шла "битва титанов": директор Меликадзе, бывший работник Органов, копал под своего зама Урицкого - бывшего зэка ГУЛАГа. Последний не оставался в долгу. Меликадзе протежировал народный художник Тоидзе, который был близок к самому Берии. У Урицкого была "рука" в лице народного художника А. Герасимова, приятеля Ворошилова. Кстати, Герасимов и вытащил Урицкого из лагеря, куда тот попал за своего среднего брата, оказавшегося "врагом народа". А старшим его братом, погибшим в Петрограде от руки белогвардейца, был знаменитый Соломон Урицкий, первый председатель ЧК. Знай Соломон, во что работники созданных им Органов превратят его младшего брата, он возблагодарил бы судьбу за то, что она послала ему такую легкую смерть. Славные чекисты перебили В. Б. Урицкому позвоночник. Для всех оставалось загадкой, как такой тяжелейший инвалид крутил делами большого учреждения и еще ухитрялся держать в своих парализованных руках нити внутрииздательских интриг.
Естественно, сотрудники редакций и отделов разбились на два враждующих лагеря, причем на стороне Меликадзе выступала парторганизация, а на стороне беспартийного Урицкого - местком. Таким образом, став на партучет, я автоматически оказался в лагере Меликадзе, который первичную парторганизацию переформировал в свою "опергруппу" во главе с отставным чекистом Сучилиным. Однако Урицкий внедрил свою агентуру в ряды приверженцев директора. Меня он считал своим человеком, поскольку приходился мне, как выяснилось, дядей по линии отца. Я же по своей должности целыми днями пропадал в типографиях, что давало мне возможность лавировать между враждующими лагерями. Так я пролавировал год, пока не брякнул на одном из производственных совещаний правду-матку: мол, в новой типографии плохо оборудованы рабочие места. Разумеется, стараниями людей Меликадзе брошенный мною камень критики был отбит в огород Урицкого.