Не буду скрывать того, что в эвакуации находился вместе с людьми, впоследствии сыгравшими видную роль в социалистическом лагере и международном коммунизме. Конечно, я не мог знать, что, скажем, лысый молодой человек, за которым всегда неотступно следовала его мамочка, станет министром в правительстве ГДР, а Фишер из Института мировой литературы (впоследствии "презренный ревизионист") возглавит австрийскую компартию... В нашу комнату (палату № 6), где мы с папой обитали вместе с двумя десятками сотрудников его института, частенько наведывались доктор Васил Коларов и Стелла Благоева - будущие руководители социалистической Болгарии. Они навещали своего больного товарища. Я имел честь спать (как "иждивенцу" мне койки не полагалось, а только тюфяк) почти под кроватью будущего деятеля ВНР Эрне Гере и его супруги, к которым заходил друг - немец по фамилии Ульбрихт.
Имелись и другие деятели ликвидированного товарищем Сталиным Коминтерна, случайно уцелевшие в период нарушения ленинских норм. Потом их из Ташкента перебросили в Восточную Европу, в наши "трофейные" государства. И бывшие обитатели балетной школы - тамараханумцы - заплясали под советскую дудку.
Я честно признаюсь, что лично у меня особых заслуг в глубоком тылу не было. Числился я там в категории иждивенцев и получал самую маленькую хлебную карточку. В общем, похвалиться мне вроде бы нечем.
Но спустя три месяца я настолько оправился, что начал ухаживать за девицей, работавшей на почтамте. Однако не девушки занимали мои мечты - я с нетерпением ждал повестки из военкомата. Даже ходил туда и спрашивал: почему меня не призывают, не забыли ли обо мне? Я только и мечтал о фронте, ожидая призыва в армию. Я считал себя обстрелянным человеком, несмотря на то что и винтовки в руках не держал.
Честно говоря, я и войны-то не видел, хотя побывал во многих передрягах, мотаясь от Смоленска до Москвы. Но теперь другое дело - в армии я попаду на настоящую войну...
И тогда на фронте я совершу какой-нибудь подвиг, а если потребуется, отдам свою жизнь за Родину и лично за товарища Сталина. Если я погибну, то на моей груди обнаружат письмо с адресом: "Москва, Кремль, товарищу Сталину", в котором я сообщу товарищу Сталину о страшной ошибке, допущенной НКВД в отношении дяди Марка.
Я не сомневался: как только мое окровавленное письмо доставят товарищу Сталину, он сразу же вызовет кого следует и прикажет удовлетворить мою просьбу.
- У такого героя, - скажет товарищ Сталин, - родственники не могут иметь никакого отношения к предателям Родины и троцкистским двурушникам.