Что тут началось!
Они вдвоем на меня напустились – особенно девица усердствовала: "Еврейская морда! От фронта в Ташкент бежите?! Знаем мы вас!”
"Сопляк! Я инвалид Отечественной войны, я имею право! – орал лейтенант. – Я родину защищал, а евреи в Ташкенте окопались"…
В Сталинград поезд пришел ночью, когда мы с папой спали. Проснувшись, я лейтенанта и девицу на соседней полке не обнаружил – туда перебрался с пола другой сосед, тоже ехавший до Ташкента. Но я не обнаружил и нашего чемодана, стоявшего у меня в головах... А папа не обнаружил в боковом кармане наших документов, в том числе и моего паспорта. На этот раз его украли по-настоящему.
В Ташкент мы прибыли истерзанные легионами вшей, против которых все средства были бессильны, и умирающими с голода. Папа рассчитывал в дороге кое-какие вещи поменять на продукты, но из-за кражи чемодана в Сталинграде мы этой последней возможности лишились.
Когда меня доставили в общежитие папиного института, показавшееся мне роскошным дворцом, то поначалу меня приняли за блокадника, доставленного из осажденного фашистами Ленинграда, настолько я был истощен.
В Ташкенте мы жили в "Тамарахануме" - так именовалась балетная школа имени народной артистки Узбекской ССР Тамары Ханум, превращенная в общежитие для научных работников, эвакуированных из Москвы и Ленинграда.
...Культурная жизнь в "Тамарахануме" не затухала и в грозный для страны момент. То выступал молодой композитор Тихон Хренников, написавший музыку к сонетам Шекспира, то известный пианист Эмиль Гилельс, то знаменитый актер Михоэлс...
Однажды было объявлено, что сам Алексей Толстой согласился выступить на очередном вечере.
...Впечатляющим было его появление в зале: среди тощих дистрофиков-тамараханумцев, доходивших на жиденькой баланде, он выглядел каким-то инопланетным пришельцем. Огромный, краснорожий, с тройным подбородком и необъятным задом, он стал читать отрывки из своей новой драмы "Иван Грозный", распространяя вокруг себя запах марочного коньяка и дорогого табака.
А как он читал! Думаю, что Алексей Толстой изображал царя Ивана не хуже артиста Черкасова, игравшего эту роль в фильме Эйзенштейна "Иван Грозный", поставленном по драме Толстого...
Помню, присутствовавший в зале известный историк академик Василий Васильевич Струве высказался в том смысле, что, мол, опричнину автор изображает, так сказать, в розовом свете, равно как и самого тирана. И вот тут Алексей Толстой с жаром стал доказывать прогрессивную роль опричников, которых назвал "чекистами своего времени”.
После всего этого могла ли мне прийти в голову мысль, будто славные чекисты нарушают ленинские нормы?..