– Ну, скажем, умнейший и благороднейший дознаватель Даниэль, пророком ставший! – ответил Шуваль.
– Какая нелепость! – рассердился Матан, – ты больше похож на Йони, а не на Даниэля! Разве сделается пророком разбойник, попирающий закон?
– Закон заставляет ползти улиткой того, кто мог бы взлететь орлом. Лишь свобода порождает гигантов!
– Судьба разбойника и поджигателя – не свобода, а тюрьма и меч палача. Шуваль, ты бездумно отверг провозглашенную мною вечную норму жизни изгнанного на чужбину иудейства: “Закон государства – закон”.
– Изгнанного? Так знай же, я намерен положить конец изгнанию! Я соберу войско и во главе его освобожу Иерусалим и верну соплеменников на родину!
– Безумец! Лжемессия! Измерь глубину, прежде чем бросаться в пропасть!
– Не сердись на отца, сынок! – вмешалась Эфрат, осуждающе взглянув на мужа, – твоя горячность, Матан, доведет Шуваля до отчаяния!
– Я далек от отчаяния, матушка, я испытываю духовный подъем. Я отвергаю веру унижений и покорности. Я презираю мудрую трусость черни. Я сам свой рай и ад!
– Сдается мне, что доводы тут бессильны, и спор бесполезен, – грустно произнес Матан, – живи по-своему, сын. Ты – наш первенец, и наши воспоминания никто не отнимет у нас, даже ты сам.
– Навещай нас, Шуваль, – со слезами вымолвила Эфрат.
– До свидания, – сухо сказал Шуваль и вдруг вспомнил, – а где же Карми?
– Не знаю, – опустив голову, ответил Матан.
***
В детстве не робкого десятка, подрастая, Карми незаметно для близких утрачивал бойкость. Став отроком, он перестал интересоваться военными играми и уж более не составлял компанию старшему брату. Кротость потеснила былую боевитость, честолюбие, казалось, таяло, а молодой задор сменился необъяснимой печалью. Как-то раз подошел он к матери и шепнул, мол, скажи кухарке, чтоб не готовила для меня мясную еду, ибо не хочу пятнать себя звериным хищничеством.
Карми многое вычитывал из Священного Писания, но, как неодобрительно замечал Матан, весьма странно истолковывал Книгу Книг. В геройстве юноша усматривал насилие, искал и не обнаруживал справедливость там, где признанные мудрецы проворно находили ее, а находчивость называл плутовством. Да и вообще, он осуждал и одобрял невпопад.
Напрасно Матан, упорствуя, всё звал и звал сына поступить к нему учеником в ешиву. Парень упрямо не соглашался становиться на путь схоластического умствования – так бесцеремонно Карми отвечал отцу, изрядно огорчая последнего. Отказ сына Матан объяснял леностью и нежеланием парня трудиться. Прежнее отцовское обожание забиралось поглубже в душу, а наружу являлось недовольство.