Увы, ожидания отца с матерью не сбылись. Шуваль не вернулся. Каков он теперь? В детстве отец привил ему умение думать. Жестокое войско выучило его искусству колоть, рубить, убивать. От природы он владел умением зажигать людей горячим словом. Жизнь обманула и разочаровала его. Что предпринял отринутый персидским воинством честолюбивый Шуваль? Он собрал вокруг себя ватагу отчаянных головорезов и заделался главой лихих разбойников. Насилием и грабежами на дорогах он насыщал авантюрный норов свой и теперь уж бесспорно отличался от серой массы соплеменников.
Шуваль скрывал свое происхождение из благородной семьи Матана, ибо небезосновательно полагал, что род его специфических занятий может послужить причиной изгнания отца с почетных должностей иудейской общины Нагардеи. Однако слухи ползли по городу, и праведные ученики ешивы начали с осторожным сомнением поглядывать на наставника. Когда же спрашивали Матана, как поживает его старший сын Шуваль, и что-то давненько не видать юношу, отцу приходилось напрягать наторелый годами упражнений ум и бойко изобретать убедительные ответы.
Сердце Шуваля не каменное. Соскучился разбойник по отцу с матерью и однажды темной ночью наведался в родительский дом. Эфрат заплакала от счастья и от горя, попыталась обнять и расцеловать дорогого гостя. Но тот ловко отстранился от матери, не доводя дело до скандально откровенного излияния чувств.
Матан оторвался от чтения Книги Книг и с деланно суровым лицом вышел навстречу сыну. Не будем забывать, он любил Шуваля, и радость встречи невольно светилась в отцовских глазах. Карми, разобравши из своей комнаты голос Шуваля, сбежал в окно, чтобы не встречаться с братом. Сестры Ципора и Оснат безмятежно спали и не слышали переполоха.
– Отец, мать, – я по-прежнему люблю вас, – с видимым усилием вымолвил вошедший Шуваль.
– О, Шуваль, делами своими ты терзаешь мое отцовское сердце! – горько воскликнул Матан.
– Отец страдает, но любит, – выпалила Эфрат, радуясь, что ей удалось погладить сына по руке, – как отец был счастлив, когда повитуха подала ему розовое тельце новорожденного младенца – тебя!
– Не помню такого! – попытался пошутить Шуваль.
– Сын, зачем ты сделал то, что сделал? Одумайся! Не станет нас с матерью, и ты будешь хозяином угодий, домов и прочего огромного достояния. И почему, наконец, не пожелал ты наследовать мою книжную мудрость, пост, престиж?
– Прости за откровенность, отец, но мне претит лицемерие нынешних праведников, я восхищаюсь героями древности!
– Да кто ж эти герои? – удивилась Эфрат.