Шуваль узнал лежавшую без памяти сестру, но о своем открытии промолчал. Атаману разбойников прежде доносили о душевной болезни Карми и о вероятной гибели его. Шуваль искренно оплакивал несчастного брата и, конечно, сразу догадался, что и Оснат, глубоко горюя и не веря в злую судьбу, искала в лесу Карми. Вожак строго-настрого наказал подначальным ему корыстным лиходеям не причинять никакого зла девице: дескать, если вернем ее в целости и сохранности – получим изрядный выкуп.
На следующий день слуга подал до смерти перепуганным родителям письмо, которое нашел на крыльце дома. На клочке пергамента неумелыми каракулями была выведена баснословная сумма. “Оцененное деньгами несчастье – это всего лишь расходы, а не несчастье!” – промолвил ободренный Матан. Допуская плохое, Эфрат утешилась только наполовину.
Матан – человек не бедный, но назначенная разбойниками сумма вполне могла повредить его благосостоянию. Однако чрезмерных потерь можно было избежать. Иудейство, согласно своим законам, не бросает пленных, но обязательно выкупает их. По призыву Матана община Нагардеи объявила всеохватный сбор пожертвований, и вскоре мать с отцом обнимали и целовали благополучно возвращенную домой дочь.
Отец просиял сразу, как только увидал вернувшуюся Оснат. Конфиденциальный разговор с дочерью убедил обеспокоенную мать, что ее опасения были напрасны, и Эфрат обрела вторую половину утешения.
На беду родительская радость оказалась преждевременной. Потенциальные женихи куда-то пропали. “Оснат была в плену у разбойников, – сказал жене опечаленный Матан, – что могут подумать люди? Кто теперь возьмет ее в жены?” Эфрат горевала еще пуще: “У нас две дочери. Старшую, Матан, ты объявил мертвой, младшая обречена на безрадостное стародевичество. Бедняжки, они не мертвы… Души как бы живые…”
10. Старость
Как и следовало ожидать, Матан не удержался на посту главы ешивы. И еще одно огорчение постигло его. Не сумел он, подобно отцу своему Гедалье, сохранить до конца жизни влияние в совете семерых, правившим Нагардеей. Община отступилась от наставлений человека, не увлекшего за собой сыновей и не уберегшего от бед дочерей. Матан принял жизненные поражения смиренно, памятуя о приоритете законов и обычаев над страстями и амбициями.
Трудно с благородством переносить перемены к худшему – они превращают, порой, самую светлую душу в злую. Но не таков Матан. За многие годы он научился и привык винить в своих неудачах себя самого, оправдывая других и не принимая во внимание неблагополучие обстоятельств. Пессимизм и покаяние давали обильную пищу уму и сердцу отверженного мудреца.