– Спасибо, но это дело чести.
Я с удивлением уставилась на него, не найдя подходящих слов. Он что-то задумал. У него есть какой-то план. Я достаточно изучила его, чтобы сделать такой вывод, но что конкретно происходит в его голове – непостижимая загадка вселенной.
На том и решили, он будет загонять курей, а я, как человек всю жизнь проживающий здесь, буду думать, где набрать строительного материала, как для забора, так и для дорожки.
Об этой потехе сразу же прознала компашка того наблюдателя, уж больно звонок его голос.
***
– И ты что, строителем заделалась? – Спросил дядя Алик, приехавший ранним утром несколько дней спустя.
Я неловко поерзала на ступеньке. Об Артуре я ему не рассказывала. Поймет неправильно.
– Просто спрашиваю, где достать досок, вот и все.
Он почесал подбородок.
– Значит, цель себе поставила?
– Дядь Аль, это важно сейчас?
– С отцом давно разговаривала?
– Дядя! – Он в ответ грозно посмотрел на меня, и я на мгновенье съежилась: – На прошлой неделе приезжал, а что?
– Да ничего. Состояние его видела?
– Видела. Весь высохший, как кусочек лимона, который десятки раз в чай кладут. Я спросила, что с ним. Реакции ноль.
Он тяжело вздохнул.
– Сколько лет прошло, а человек не меняется.
Да, дядь, тебе ли об этом говорить… Видимо, он сам пытается понять, какую жизнь живет его брат, да вот только ответа не получает.
А какой тут может быть ответ? Все просто: «Мышка» не дает жития. Отлучила от былой семьи, друзей, теперь вот и от брата родного, видимо, тоже. Удивительно, что он до сих пор не понял этого. Вроде у человека два глаза, а слеп как котенок, только что родившийся на свет.
Он достал из внутреннего кармана заветный пакетик. Я слегка улыбнулась: – Ну, что, давай снова найдем в нем трицератопса.
– Не загадывай так! Надо так: здесь птицезавр! – точно говорю.
Сам как дитя малое. Но я любила такие моменты, в которых он опускал всю свою взрослость и становился самим собой без напускной серьезности. Зажав улыбку, я открыла пакетик и засмеялась: – Оранжевый диплодок!
– Тьфу ты, ну!
Я смеялась так громко, что напрочь забыла о маминых предупреждениях.
– Прости. Я и, правда, нервная.
Дядя явно не ожидал таких слов.
– Да ладно тебе. Я ведь это тогда от досады выпалил.
– Нет, это правда. – Продолжала смеяться я. Что-то было в этом моменте такое, что захотелось скинуть с себя ту каменную маску, что каждый день покрывала мое лицо. – Я ненавижу всех на свете, но больше всех на свете я ненавижу этого птеродактиля. Знаешь почему? Потому что его у меня нет.
– Я тоже ненавижу то, что не имею…
Это та неудобная правда, которую дядя никогда не говорил вслух.