— Так вот, — продолжил я. — Есть у нас русских, такая черта. Мы очень любим гонимых. Бояре Романовы в свое время были очень богаты и влиятельны, но жители Москвы отличали их не более чем иных представителей аристократии. Но стоило им попасть в опалу к Борису Годунову, потерять свое значение и земли, как их вдруг стали любить и жалеть. И это продолжается до сих пор. Казнить просто. Трудно сделать так, чтобы лишившийся головы не стал мучеником.
— Государь, вы сейчас о митрополите Филиппе?
— И не только. Может, слышал про некоего Ефима Подгородецкого из московских дворян?
— Нет. А кто он?
— Да так, пустослов, один. Служил воеводой в нескольких городах. Нигде ничего доброго не добился, однако и опалу возложить было не за что. Так, глядишь, и до думского чина поднялся, да как-то по пьяному делу его зарезали. И сразу же слух пошел, что это Михальский сотворил по моему приказу. И все его сразу жалеть стали, молебны в церквях заказывать…
— И что вы сделали?
— Ничего. Погоревали маленько и забыли. Собаки лают, ветер носит! А учинилось бы следствие, стали болтунов на дыбу тащить, да языки рвать, его, глядишь, и в великомученики произвели. Так-то вот!
Судя по всему, царевич не был со мной согласен, но, быть может, со временем и поймет. В любом случае, он станет вторым Никлотингом на Московском престоле и царствование его будет освящено божьей волей и традицией. Но это все дела далекого или не очень будущего, а теперь нужно что-то решать.
Впрочем, решение нашлось само собой. Вечером на совет, помимо всех прочих, явился и Панин, который успел к тому времени добраться к месту рандеву с основной частью флота. Пришел он не один, а в сопровождении отбитого у татар изможденного полонянника. Худой и жилистый, с многочисленными следами пыток на теле, он вероятно был лишь тенью себя прежнего и лишь глаза, яростные и неукротимые, выдавали в нем человека незаурядного.
— Кто таков? — спросил я, сделав одновременно знак присутствующим, чтобы не мешались.
— Михаил Рожков я, государь, из тульских боярских детей, — прохрипел тот.
— Как здесь оказался?
— Известно как, в полон татары забрали.
— Давно?
— За три лета до того, как тебя на Соборе царем избрали. Послали нас тогда с князем Борисом Лыковым с поминкам к Джанибек-Гирею и Кантемиру-мурзе, чтобы они не нас воевали, а на поляков пошли.
— И чем дело кончилось?
— Известно чем, — скрипнул зубами пленник, — стрельцов и детей боярских, что посольство охраняли, посекли, подарки разграбили, а сами продолжили нашу землю зорить.
— А князь Борис Михайлович?