— Утек, собака! Бросил нас, а сам в бега, конь-то у него куда как хорош был. Не догнали ногаи.
— Ладно, то дела прошлые. Тут чем занимался?
— Чем придется, государь. В Туретчину меня не продали, сначала думали выкуп получить, потом вроде привыкли. Я лишний раз не бунтовал, работу справно делал. Язык их, опять же, выучил. Постепенно выбился в приказчики, или по-ихнему «боерык».
— И хорошо жил?
— Лучше чем иные пленники, — не стал отпираться Рожков. — Женился, дом завел. Хозяева даже склоняли веру их принять, обасурманиться, обещали тогда волю дать. Дескать, не годится по их закону единоверца в рабстве держать.
— Что ж не принял?
— Не смог через себя переступить. А когда казаки Азов взяли, татары совсем осерчали, смотреть стали подозрительно. А потом еще и сынишку моего Николку в Кафу продали, а жинка через то разума лишилась. Тут уж мне совсем невмоготу стало. Думал, руки на себя наложить, да услыхал, что твоя царская милость Крым воевать начал.
— Понятно. А сюда, зачем пришел?
— Отомстить хочу.
— И каким же образом?
— Тут недалече, имение родовое Ширинского бея, это вроде как князь удельный по-нашему. Богатства в них немалые скоплены, но самое главное, в них табуны самолучших коней, какие только на свете есть! И если их разорить, то, помяните мое слово, бей и вся его паскудная родня горькими слезами заплачут!
— Недалеко, говоришь?
— Верст пятнадцать от берега, где меня подобрали. Они, считай, на полпути до Кафы.
— Ты, верно, мил человек, нас хочешь под удар подвести? — нехорошо прищурился Михальский.
— Нет, боярин. Татары с суши удара не ждут. Караулы у них малые, да и те, что есть, ближе к берегу перевели. Опасаются налета казачьего. Оттого мне и убежать получилось, что охранять некому.
— И как же ты нас нашел? — продолжил расспрос Корнилий.
— Случайно. Я на Арабатскую стрелку подался, потому как в эту сторону искать не стали бы. Думал, найду лодку, али еще чего и доберусь до Керчи, а тут каторги ваши. Ну, я и принялся кричать.
— Все так и было, — кивнул в ответ на вопросительный взгляд Панин.
— А как понял, что галеры не турецкие? — не унимался бывший лисовчик.
— Так османы на своих стягах кресты не малюют, — пожал плечами Рожков.
— Больно гладко поет! — вынес вердикт мой телохранитель.
— Думаешь, подсыл?
— Кто его ведает, однако на дыбу вздернуть, чтобы правду спытать не помешало бы!
— Делайте со мной что хотите, — твердо заявил перебежчик, — только дозвольте прежде исповедоваться. Больно давно в церкви не был. Совсем обасурманился.
— Вот с попом погодить придется, он у нас в Керчи остался, — усмехнулся я. — Ты мне, раб божий, лучше вот что поведай. По твоим словам, выходит, что от берега до Кафы, всего ничего?