— Я грек, зовусь Коста Иерсмуза господин кавалер. — Перекрестившись, словно желая подтвердить свою веру, поклонился один из них, с роскошной седой бородой.
— Хорошо, тебя будем держать отдельно. Иди за мной. Остальным к вечеру принесут еды. А пока ждите.
Тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась.
— Вот что, Коста, много чего мне надо тебя расспросить. Ты сам решай, запираться или честно все говорить станешь. Ежели доброй беседы у нас не выйдет, так, чего время терять, вертайся обратно к туркам пленным.
— Спрашивай, достопочтенный, все расскажу, что знаю.
— Вот и славно. Для начала, есть тут у вас корчма или еще какое заведение, где поесть можно. С вчера маковой росинки во рту не было.
— Господин, — сунулся возникший словно из ниоткуда Васька, — тут в трех шагах припортовая корчма, выглядит пристойно, скотина на заднем дворе, убоина свежая.
— А ты уже и разведать успел, шустрила?
— Как без того? Мое дело о вашей милости заботиться.
— Ну, веди в эту корчму.
Ваську Панин встретил два дня назад в новопереименованной по воле царя Керчи. Белобрысый, худой парнишка сидел, обряженный в лохмотья, сквозь которые просвечивали мослы и пытался с берега ловить на удочку рыбу. Отчего-то Федя не смог просто пройти мимо, хотя и спешил как всегда. Остановился рядом, понаблюдал молча, потом спросил:
— Как клёв?
— Да покуда никто на мою приманку не соблазнился, господин.
— А чего ж тогда тут сидишь?
— Оголодал, а ни денег, ни припасу нема. Вот спымаю, да съем.
— Эвоно как, братец. Ты из чьих будешь?
— Раньше был матушкин с батюшкой, да потом вот в плен попал к татарам, а уж они меня в Тамань-город продали купцу тамошнему. Ну, а как ваше войско ее на меч взяли, так и вовсе стал ничей, потому как хозяина моего убили.
— Так тебя с прочими полоняниками сюда доставили?
— Ага.
— Тебя хоть кличут как, рыбарь?
— Васькой, — расплылся в щербатой улыбке бесхитростно и открыто глядя на Панина голубыми глазами парень.
— Вот что, пошли со мной, хоть накормлю. Побудешь с моими головорезами, а потом мы тебя на Русь отправим ближайшим кораблем.
— Спасибо, господине мой добрый! Век Бога буду молить о твоем здравии. — Всхлипнул не привыкший к такому обращению Васька и, позабыв про удочку, кинулся в ноги полковнику, пытаясь поцеловать руку.
— Ну, будя! — с деланной строгостью перервал поток благодарностей Федор.
Как ни странно, улыбчивый парубок пришелся по нраву давно огрубевшим душой панинским охотникам. Его не только накормили, но и приодели в захваченную у турок одежонку, а Ванька Кистень и вовсе расщедрившись, сунул недавнему полонянику кривой кинжал, взятый им недавно с убитого янычара.