— Понял, государь. Спроворим. Я ино в старопрежние года и сам на копейцах в поле бился.
— Тем лучше. Тогда сам и возьмись. Вернусь из похода, лично спрошу! Не оплошай!
Еще одним сюрпризом стало появление Первушки Анцыферова, робко выглядывающего из-за спины остальных прибывших.
— Ты только посмотри, какие люди к нам пожаловали?! — воскликнул я, когда дошла очередь до дьяка.
— Виноват, ваше величество! — без лишних прелюдий рухнул на колени бывший наставник царевича. — Вели меня казнить, ибо мне жизнь не мила!
— Легко хочешь отделаться! — строго посмотрел я на согнувшегося в три погибели Первака.
— Все приму, дыбу, плаху, узилище, токмо не вашу немилость!
— Угу, но желательно в июле и желательно в Крыму! — не смог удержаться я от усмешки.
— Так август же? — немного приподнял голову дьяк.
— Ты мне лучше вот что расскажи, как ты, сукин сын, ухитрился царевича проворонить?
— Виноват я кругом, — повинился Анцыферов. — Думал, что государь Дмитрий Иоаннович умаялся да спать лег, да и сам прикорнул ненароком. А как проснулся, их с Петькой и след простыл. Кинулся в погоню, да где там! Караван ваш ушел уже.
— И что же ты делать стал?
— Да что ж тут поделаешь. Отписал боярину Вельяминову, что приключилось, да и отправил. А сам подумал, пока меня в железа не заковали, что двум смертям не бывать, нашел лодочку малую, да и поплыл следом за вашей царской милостью.
— Ишь ты!
— Рассказать не смею, — продолжил приободрившийся Первушка, — сколько горестей я на сем пути претерпел. Глад, холод, а пуще всего муки совести. Денно и нощно молился я пресвятой богородице, чтобы помиловала меня грешного!
— И как?
— Трижды грабили меня лихие люди, дважды хотели похолопить, из ества было лишь то, что Христа ради пожалуют…
— Понятно. Дальше, что делать думаешь?
— Чтобы ваше величество не повелели, за все возьмусь!
— Ладно. Найдется тебе дело. Найдешь боярского сына Михаила Рожкова. Под его опекой находятся дети из полона освобожденные. Примешь их у него, будешь за них отвечать. Накормишь, напоишь, обогреешь. И помни, случится, что с ними, спрошу за все сразу!
— Все сделаю, — часто-часто закивал дьяк. — Жизни не пожалею!
— Ладно, ступай. Хотя погоди… шахматы потерял, поди?
— Нет! — расплылся в улыбке Анцыферов. — Уберег! Как меня не били — не отдал!
— Ну, иди уже. Дети ждут, — махнул я рукой, после чего обернулся к Михальскому, — как ты думаешь, сильно врет?
— В меру, — пожал плечами телохранитель.
— Тогда, ладно. Блин, все-таки хорошо, что я дочку воеводы отослал. Не представляю, как бы я ему в глаза смотрел, если бы…