Но слава Всевышнему, у всего имелся свой срок. Первым общие трапезы всегда покидал естий. Истол рассказывал, что, как только властитель уходит, за столом всегда начинается вакханалия. Аристократия накидывается на все самое вкусное, желая урвать кусок пожирнее, но своими глазами ничего подобного мне видеть еще не приходилось.
Да и не горела я желанием. Именно по этой причине сегодня завтрак мы покидали втроем, но почти сразу разошлись по разные стороны.
— Не задерживай ее надолго, — приказал властитель Истолу и неожиданно мягко обратился ко мне: — Дочка, я буду ждать тебя в своем кабинете.
Проводив естийя задумчивым взглядом, я вместе с куратором отошла в сторону — к аркообразному окну в окружении двух гобеленов с символикой рода Эллес. На улице вовсю светило утреннее солнце, снег отражал его и казался блестящим, приковывал взгляд.
— Разве мы сейчас не в академию? — спросила я, с беспокойством заглядывая в темно-синие глаза галеция Вантерфула.
Они все чаще становились черными, а сам мужчина все больше избегал меня — чему я даже была рада, — но не других. Дважды, а то и трижды Бет видела его в компании то одной студентки, то другой.
Узнав об этом, ревности в своем сердце я не нашла, но неприятно было даже очень. Свадьба без любви никак не говорила о поблажках для кого-то из супругов и не давала разрешения развлекаться на стороне.
Измены, как бы они ни подавались, всегда являлись проявлением неуважения.
— Я — да, а ты — нет, — тяжко вздохнул мужчина, отвинтил крышку фляги и сделал глоток. — Мне нужно тебе кое-что рассказать, Павлиция. Кое-что, что тебе не понравится.
Глава 9
Нет большего сокровища,
Чем жизнь
Опершись ладонью о холодную стену, я едва сдерживала собственный огонь. Пламя бурлило в крови, растекалось под кожей жидкой лавой, а я все сильнее стискивала зубы.
Этой ночью, как и прошлой, Амадин не пришел в мой сон, и я очень переживала, что так и не узнала ничего о том, как помочь Истолу, когда такая возможность у меня была. Теперь же, стоя напротив него, глядя в его бессовестные глаза, я не испытывала ни капли жалости по этому поводу.
— Я использовал тебя, чтобы породниться с естийем и возвысить свой род, и в ближайшие дни собираюсь использовать снова.
Именно с этих слов галеций Вантерфул начал рассказ, который я слушала исключительно молча. Не проронила ни звука ни тогда, когда он делился воспоминаниями о своем отце и его бесчеловечных экспериментах, ни тогда, когда он сказал, что продолжил дело своего родителя и несколько раз также потерпел неудачу.
Правда, исход в его случае пока еще не был смертельным. Что бы куратор ни сделал с собой, страдал он сейчас абсолютно заслуженно.