— Спасибо княже, спасибо!
Кречет опустил голову в земном поклоне, а Всеволод Михайлович меж тем, приказал воям:
— Берите бездыханного, да у коновязи его свяжите. Потолкую с ним к вечеру, когда в себя придет… А ты, ратник Елецкий, покуда к стороже своей возвращайся — да не бойся за племянника, худа ему не причиню. Поговорить по душам с ним только и желаю!
Смертельно побледневшему голове только и осталось, как вновь поклониться, да с тревогой глядя на Егора, чье бездыханное тело подняли дружинники княжьи на руки, выйти из шатра. Дождавшись же, когда и гриди верные покинут его, к отцу обратилась встревоженная и явно огорченная Ростислава:
— Батюшка, разве можно так? Он ведь столько добра нам сделал, все поведал и все рассказал! Да разве…
— Вот за добро его покуда и пощажу. Покуда! Но вечером сам с ним поговорю — и коли дерзить вновь станет, то быть ему поротому, да не батогами, а кнутом!!!
На самом деле Всеволод Михайлович не собирался нарушать данное уже дружиннику слово, да и поговорить с юнцом ему больше хотелось именно о татарах — вдруг, еще какую мысль дельную изложит? Но дочку, слишком много балованную, да ничем с детства не ограниченную (все что хотелось — все ей, от самых дорогих украшений до портков мужских, да стрельбы из лука!), стоило проучить. А то не дай Бог, действительно когда-нибудь удумает глупость какую совершить! К примеру, сбежит из отцовского терема с каким-нибудь безродным Егоркой, да повенчается с ним втайне — или вовсе греху блудному предастся! Нет, ее стоило проучить — а потому на последних словах князь гаркнул столь резко и грозно, как никогда еще на Ростиславу не кричал! Да та возьми, и выскочи из шатра в слезах, следом за дружинниками…
— Вот дура-то, тьфу! Я же ей ведь добра желаю…
Тяжело сел на лавку князь, устало покачав головой. Это же надо, а? Простой ратник, да целая княжна, Рюриковна! И ведь нашли друг друга, одного поля ягоды — на двоих дерзости столько, сколько и во всей земле Пронской не сыщешь!
Однако же каков молодец-то, а? На этой мысли Всеволод Михайлович осуждающе покачал головой, но после вдруг улыбнулся: это ж надо, «пороть себя не дам, живым не дамся»! Виданное ли дело?!
А потом вдруг подумалось князю: так может, отец мальчишки вовсе и не от руки половецкой-то пал? Может, согрешила матушка когда с самим князем Елецким? Да теперь, с годами, и раскрыла сыну правду? Хм…
Тут владетель Пронска резко махнул рукой: пусть даже и байстрюк княжьего рода, да все равно Ростиславе он не пара, и никогда ему парой ей не стать!
В раздражении Всеволод Михайлович целиком осушил кубок с медом, после чего мысли его приняли совсем иное русло: ладно с дерзостью, но ведь дружинный дело говорил. Стоит потянуть время до прихода Владимирских да Черниговских дружин, ой стоит! И коли доведется принимать бой, так на границе и в одиночку против всей орды хана Батыя драться — совсем глупо выходит… Решено — нужно говорить с Юрием Ингваревичем, глядишь, удастся убедить его отступить к Ижеславцу!