Взгляды живых мертвецов.
— Ну-ка, дружинные, дайте мне этого выродка!
Сильный, незнакомый голос раздался от дальней справа землянки — ужасно хромая, переваливаясь из стороны в сторону так, будто у него были поломаны все кости, а после неправильно срослись, к татю целеустремленно приближается освобожденный мужик-пленник. И судя по застарелому шраму-рубцу, спускающемуся от левого глаза к густой, черной бороде, да цепкому взгляду горящих бешеным огнем глаз, мужик этот бывалый, не из простых крестьян…
— Ты кто таков будешь, молодец?
Кречет обратился к полоняннику с этакой легкой ленцой в голосе, одновременно с тем демонстрируя, кто здесь главный — на что последний угрюмо хохотнул:
— Ждан я, «голова», из бродников буду. На Русь шел, к князю Пронскому, в дружину проситься… Да на тропке сей меня тати и прихватили. Лишили бы живота, только смекнул я, чем дело кончится — а покуда конь у меня был справный… Вон кстати, в загоне стоит, Ворон, потому как вороной — с этими словами мужик действительно показал на крепкого, самого рослого и красивого черного жеребца, радостно заржавшего в ответ на голос хозяин — то я сказался родственником богатого купца Твердило из Рязани, мол, то мой родной брат. И добавил, что братец отдаст за меня живого цену трех Воронов! Подумали тати, да решили до поры не трогать, проверить, что да как — благо, что когда брали меня, я за сабелькой не полез, понял сразу, не отбиться… Ну а как в поруб определили, так я и начал смекать, как бежать отсель, покуда не узнали за обман.
Кречет только усмехнулся — как мне показалось, чуть презрительно:
— И что же, бежал?
Бродник, с трудом потянувшись — видать, мышцы-то затекли, пока связанным лежал! — угрюмо ответил:
— Бежал. Две ночи назад. Одного татя заманил в землянку, сказав, что нутро болит сильно, кровь изо рта идет — да задушил, голыми руками его задушил. Второму голову срубил, уже когда Ворона из загона выводил. И все бы у меня получилось, да вот этого — далее последовало не совсем понятное мне бранное слово, очевидно незнакомое Егору, да красноречивый жест в сторону уцелевшего татя — понесло по малой нужде… Он лагерь и всполошил, покуда я еще Ворона оседлать не успел… Думал все, живота лишат, ан нет — только побили крепко, да связали так, что не шелохнешься… Видеть, дюже хотели выкуп за живого получить, вот и поберегли! Такой вот мой сказ… Ну, так что, «голова», отдашь татя мне?!
Забавно было наблюдать за лицом разбойника, когда тот услышал, что история о братце-купце есть наглая выдумка отчаявшегося человека — сколько на нем было написано разочарования в людях и праведного возмущения! А вот когда последовала просьба о выдаче, тут уж лучник вновь мертвенно побледнел — да только Кречет отрицательно мотнул головой: