Наконец, шаман сделал несколько последних кругов вокруг костра, поднял тыкву над головой и с нечеловеческой силой грохнул её о землю. Бутыль разлетелась на мелкие кусочки, а к ногам Куиделя упали две связанные друг с другом маленькие деревянные куклы – мальчик и девочка. Шаман уселся на землю, скрестив ноги, долго бормотал себе под нос новые заклинания, а потом кинул фигурки в костёр. Пламя костра резко взвилось вверх, искры с громким треском посыпались во все стороны. Куидель поднял обе руки вверх, а потом плавно опустил себе на колени. И костёр послушался шамана – пламя опало, и горение вскоре прекратилось. Начавший накрапывать мелкий дождик с редкими снежинками, прибил к углям дым. В середине костра индейцы увидели фигурку мальчика, почти не тронутую пламенем, и, практически, полностью сгоревшую фигурку девочки.
Участь бледнолицей пленницы была решена. Для этого не понадобился ни Совет племени, ни слова шамана. И без них всё было всем ясно: духи примут жертву в лице бледнолицей девушки с огненными волосами, и Хоуохкэн останется жив.
Шаман продолжал безмолвно сидеть в застывшей позе – Куидель впал в глубокий транс. Тело его окостенело. Индейцы подняли своего шамана и, как деревянного истукана, отнесли в хоган к раненому. Вождь ОхитекаКотахира распорядился всем расходиться и уже с утра заняться сбором дров для жертвенного костра.
Непейшни понял, что ему надо действовать немедленно. Как только стойбище погрузилось в глубокий сон, он вошёл в хоган к Анпэйту. Любимая не подавала признаков жизни. Никак не отреагировала на миску с горячей похлёбкой, которую он вложил в её застывшие руки. Не откликнулась на ласковые слова, с которыми он к ней обратился. И пришлось Непейшни кормить её с ложечки, а потом одевать в принесённую им мужскую одежду. Хорошо хоть Анпэйту не задеревенела, а исправно глотала и сгибала руки и ноги под мягким нажимом рук Непейшни…
Для Дори сегодняшний день был самым страшным в её жизни. Дикие завывания вокруг её жилища скрутили ужасом её внутренности в тугой узел. Даже когда звуки удалились, даже когда они смолкли, ей не стало легче. Даже далёкие выстрелы ружей солдат, послышавшихся вскоре, не внушили ей надежду на спасение. Она поняла, что её судьба решилась, но каково было это решение, она не знала. Её душа сжалась в крохотный комочек, в точку, а страх окутал, словно толстое одеяло, сквозь вату которого звуки внешнего мира едва проникали. Запах горячей пищи, хотя она и ела последний раз сутки назад, чьи-то ласковые руки, надевающие на неё одежду, не вернули её к реальности. И только когда в её спутанную гриву погрузился гребень, и стало больно от выдёргиваемых волосков, защитная плёнка её сознания лопнула от ужаса, как мыльный пузырь. Дори поняла, что её готовят к снятию скальпа, и слёзы двумя ручейками покатились по её щекам и закапали на одежду. Что ещё она могла предпринять? На что ещё надеяться? Только на милость Бога. И Дори начала молиться…