Саша сделал ещё несколько шагов вверх и застыл, поражённый. «…Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук – унылый и простой – Слыхали ль вы?..» – выводил строчки дуэта сестёр Лариных высокий, прозрачный, звонкий голос Татьяны. На словах «Слыхали ль вы?» к нему присоединился второй женский голос – Ольги, и продолжил уже один – низкий, бархатный манящий, «Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца печали?».
Саша стоял, как столб, пока не смолкли последние звуки дуэта «Вздохнули ль вы?» (ей богу, не знал – дышал ли он во время пения?), очнулся, когда вспыхнули одобрительные аплодисменты, и вошел в залу, где происходило действо, когда актрисы, откланявшись, уже ушли, так и не поняв, кто пел эти партии. Расстраивался из-за этого не долго, поскольку опера продолжилась, и он понял, что «Евгения Онегина» поставили целиком.
Татьяну пела его Танюша. А он и не знал, какой хрустальный голос у его невесты! Ольгу пела Варенька. И не только чарующе пела, но и играла великолепно, передавая не только голосом, но и мимикой лица, и языком тела её молодость, легкомыслие, шаловливость, капризность, упрямство, ироничность, кокетство. Видимо, подумал Саша, это всё свойственно и ей самой, потому так легко удаётся передать с импровизированной сцены. У Танюши её роль получалась хуже. Она оживала только когда пела. Как же она будет играть в третьем акте, в котором Татьяна предстаёт уже взрослой дамой высшего света, а не простой сельской девушкой в стенах своего родного дома? – забеспокоился о невесте Саша. Но проблемы с игрой были не только у Танюши, а и у всех остальных участников этого домашнего театра, и, видимо, поэтому из третьего акта была исполнена только знаменитая ария Грёмина «Онегин, я скрывать не стану, Безумно я люблю Татьяну…», исполненная регентом праздничного Архиерейского хора Александро-Невской лавры Фиодором Рязановым. Его густой низкий бас, на вкус Саши, был ничуть не хуже, чем у его тёзки Федора Шаляпина, и вызвал бурю восторженных аплодисментов.
Какое-то странное беспокойство охватило душу Саши, он никак не мог привести свои мысли и чувства в порядок, а потому не стал задерживаться на празднике. Оттанцевав с невестой два танца, манкируя своими обязанностями кавалера перед остальными дамами, едва позволили приличия, он улизнул из дома Вяземских. Потоптался на улице, размышляя, пойти ли ему в ресторацию, чтобы присоединиться к друзьям? Понял, что никого видеть не хочет. А хочет побыть в одиночестве. В голове, в душе, да во всём теле продолжали звучать два женских голоса, то сливаясь воедино, то тревожа, маня поодиночке «Слыхали ль вы? Вздохнули ль вы, внимая тихий глас Певца любви, певца своей печали?…»