Падре Климент был на месте и ему, действительно, было плохо. Он бы уже давно сбежал от этой развратницы, так красочно живописующей свои действия в постели, да, вот – беда! его тело отреагировало совсем не так, как предписывал разум, а посему сдвинуться с места он не мог. Когда Эмите заглянула в кабинку, она сразу всё поняла по вздыбившейся между ног священнослужителя рясе. «Бедненький, – подумала она, – он ведь тоже мужчина, молодой мужчина, полный сил и желаний!» И она пожалела его, как понимала и могла: очень аккуратно достала его взбунтовавшийся член из брюк под рясой, приподняла пышную юбку и уселась к нему на колени, раздвинув свои ноги. Падре Климент не произнёс ни звука, лишь покраснел и с усилием глотал застревающий в горле воздух, как только что выловленная из пруда рыба.
Стоило Эмите лишь несколько раз качнуться, как мужчина кончил, не в силах сдерживаться. Девушка даже в первом приближении не получила никакого удовольствия, просто не успела. Она также аккуратно, как доставала, упаковала опавший член обратно, почти невесомо поцеловала падре Климента в щёки, как положено, приложилась поцелуем к его руке и пошла домой. Уж дальше пусть он как-нибудь сам приходит в себя!
Зато скуки как не бывало! Эмите как на крыльях летела домой, во-первых, ей было весело, а во-вторых, срочно был нужен незакомплексованный мужчина – муж, чтобы сбросить своё сексуальное напряжение. Ну, падре Климент, Вы мне немного задолжали! И Эмите решила, что не уедет, пока не получит от секса с падре полноценного удовольствия.
Отец Климент был в ужасе от совершенного в церкви святотатства и если бы не празднества, продолжающиеся целую неделю>12, он бы заперся в своей келье, надел на себя вериги и молитвой и голодным постом изгнал дьявола из своего тела, но вместо этого был вынужден каждый день быть на людях, говорить проповеди и совершать ритуалы. И каждый день видеть среди прихожан эту ведьму с зелёными глазами. Она вроде ничего особенного и не делала, вела себя достаточно скромно, но глаза батюшки, как магнитом притягивались к ней, упирались в неё взглядом в каком бы углу церкви она не находилась. Она опять подошла с просьбой об исповеди, и он не смог ей отказать, поскольку вокруг были люди, и было бы странно, если бы приходской священник отказал в такой малости хозяйке земель, на которых стоит его церковь.
И падре решил, что это бог испытывает его волю. И дал себе слово выдержать ниспосланное ему испытание. Но, видимо, не больно-то много у батюшки было сил! Едва Эмите начала говорить, причем в этот раз она не рисовала перед ним никаких скабрезных картинок, а говорила о музыке и живописи, …но говорила таким волнующим голосом, что вскоре падре опять проиграл свою войну с плотью. В этот раз Эмите знала, что делает, и поэтому не пропустила момент, когда надо было заглянуть в кабинку. Конечно, делать ей опять пришлось всё самой, но это и стоило того удовлетворения, которое она получила в итоге. Падре так снесло голову, что в конце он чуть не выдал их убежище (в церкви вроде никого уже не было, но мало ли кто мог заглянуть в неё ненароком и услышать страстный стон настоятеля) и Эмите опять пришлось спасать положение: она накрыла рот батюшки поцелуем, и через некоторое время он ей ответил! Они начали страстно целоваться и потеряли счёт времени.