Петер взрыкивает, словно рассвирепевший буйвол, и рывком поднимает Эстер на ноги.
— Это правда? — рычит он ей в лицо. — Правда, что ты спала с этим убогим куском дерьма? — и встряхивает ее что есть силы.
Вижу, как напрягается Алекс, вцепившись в подлокотники инвалидной коляски.
— Вини себя, громила, — произносит с издевкой, — это по твоей вине ей пришлось делать это.
Петер выпускает девушку, и та на нетвердых ногах припадает к ближайшему пустующему столику.
— Что ты сказал, мелкий паскудник? — и тычет пальцем в Алекса.
— Я сказал, — послушно произносит тот, — что только полные уроды поднимают руку на женщину. — И пристально смотрит в глаза противника.
Еще один не предвещающий ничего хорошего рык исторгается из грудной клетки большого парня, а потом — я даже не успеваю опомниться! — он рывком выдергивает Алекса из коляски и бьет кулаком в челюсть. Алекс вскидывается и падает на пол…
Я кричу, Эстер тоже кричит, старые леди панически квохчут и размахивают руками, а Бастиан подлетает и отлично рассчитанным джебом бьет Петера прямо в лицо.
Завязывается массовая потасовка, состоящая из криков, грохота опрокинутых стульев-столиков, битого стекла и всеобщей паники.
Подбегаю к Алексу и осторожно касаюсь его лица.
— Как ты? Давай помогу.
Только тот отталкивает мою ладонь и хватается за подлокотник коляски.
— Я сам, — потом подтягивается на руках, приподнимая свое тело.
Не могу поверить, что он делает это — порываюсь было помочь ему, только Алекс ожигает меня предостерегающим взглядом: не подходи. И я отступаю…
Что-то брызжет мне на щеку, утираю ее рукой и вижу красные разводы… Кровь? Вскидываю глаза и замечаю Бастиана, который продолжает лупить большого парня — лицо последнего разбито в кровь. Боже правый!
— Бастиан!!! — ору, перекрикивая общий гвалт, и тот пропускает удар слева. Голова его дергается, глаза полузакатываются, и я ору еще оглушительнее… А подоспевшая фрау Риттерсбах подбегает и лупит широкоплечего урода дамским ридикюлем по спине — его острые края с железными набойками вонзаются в тело, словно мини-кастеты. И Петер Неизвестный ярится сильнее: разворачивается, обалдевает при виде пухлой старушонки с дамской сумкой в руках и… Бастиан отправляет его в нокаут прямым апперкотом.
— Уходим! — командует Кристина Хаубнер, подобно полководцу, уводящему армию с поля битвы, и тогда-то я и замечаю Алекса, полустоящего-полулежащего у своей инвалидной коляски. У меня екает сердце…
— Алекс…
А он просто глядит на меня, и в глазах такая бездна странных эмоций, что я просто вскидываю ладони и прикрываю ими свой округлившийся от удивления-радости-счастья-недоверия рот.