– Слышал, эта негодница вытащила у тебя кошель?
– Это правда, – кивнула я.
Ко мне тут же подлетела Кьяра со скалкой наперевес.
– Ну а ты где деньги взяла? – выкрикнула она. От кухарки сильно несло чесноком, вечно красное лицо блестело от жара горящей плиты. – Гляди, если узнаю, что чаевые прикарманивала! Три шкуры спущу с тебя, дрянь такая!
Это правда, иногда мне давали монетку-другую сверх положенного. Когда народ расходился, Кьяра выворачивала карманы всех работниц и выгребала чаевые в большую глиняную кружку. Каждый следующий вечер кружка вновь оказывалась пуста, а когда одна из помощниц возмутилась, старшая тут же топнула на неё и напомнила, что она получает жалованье, а всё, что девушкам дают сверху, должно идти на общие нужды. Не знаю уж, что это были за нужды, у меня даже и жалованья-то не было толком. Всё, что я зарабатывала на кухне и с клиентами в комнатах второго этажа таверны, приходилось отдавать в счёт проживания, еды и редких покупок необходимого белья или мыла и свечек.
Из общей залы доносился стук ложек, крики подать пива или горькой настойки, невнятное бреньканье уже порядком пьяного музыканта, взобравшегося на бочку, – вечерняя жизнь кипела, как обычно, и мне вновь было некогда остановиться и поразмыслить обо всём, что случилось в эти дни. И всё-таки дар теперь бился в моей груди, он требовал от меня выхода, какого-нибудь безумного действия. Недаром говорят, что первозданный, дикий дар необученного мага может уничтожить своего обладателя. У меня больше нет денег, а это означает, что я не смогу покинуть заведение и уйти в предзимнюю тьму, куда глаза глядят. Попроситься в караван или снять комнату на другом конце города. За мной пристально следит Кьяра – за малейшую провинность она может запереть меня в погребе на засов или избить так, что я долго не смогу никуда уйти.
У меня больше нет ничего и никого на всей земле, думала я, выйдя на крыльцо за глотком свежего воздуха и невольно вспоминая Солнечного стража и нашу минуту прощания. Мне хотелось, как безумной, опуститься на истёртые доски помоста и думать только о том, как мы стояли здесь рядом, совсем рядом, и смотрели друг на друга. Люди из разных сословий, разных миров. Искра чистейшего света в моей невесёлой жизни. «Ты только не исчезай, – сказал он тогда. – Я найду тебя». В ту минуту он ещё не знал, кто я. Как странно, что во мне не было ненависти к Рамине! Она опозорила меня перед Эдвином, она обманула меня, в конце концов, она сбежала на юг с деньгами, которые я собирала по жалкой монетке целых полгода! И всё же я не могла проклясть её даже в мыслях, мне никак не шли на ум проклятия. Белый огонь сиял во мне, затмевая ненависть, досаду, злость. Затмевая разум.