– Кого можно будет – вытащим и распределим в иные миры, а зараженные здесь останутся навсегда, – тяжелый взгляд на Чешира и снова укоризненное: – Не знал, а сунулся!
Путь вел их в маленький подвальчик с потрескавшимися ступеньками. Как-то получалось, что паника и падение мира были хоть и рядом, но не с ними. У них – свое, они идут вниз, в подвал, к безумной ведьме. Обдах остановился на одной из ступенек и, с улыбкой посмотрев на нацарапанные мелом на потолке знаки, хмыкнул про себя. Подняв с пола небольшой камешек и ухватившись за перила, демиург подправил один из крючков, и надпись едва заметно засветилась:
– Ловушка, – пояснил он, – теперь работает.
Зачем ему рабочее заклинание против него же, Василию было не известно, да и спрашивать он не собирался. Может, Обдах так старался снять с Чешира заклятие, и зачем ему это Беляков тоже не особо понимал, но явно не от доброты душевной. Они добрались до небольшой комнатки, которая была полна дымом и запахом гари. В старой железной бочке по центру помещения горел огонь, на дальней стене висели цепи, а на потолке – крючок с веревкой, слева в углу стоял небольшой железный столик с разложенными в ряд ножами. От содержимого этого подвала в животе неприятно тянуло. А Обдах даже глазом не повел, хлопнул Белякова по плечу и прошептал ему на ухо:
– Не бойся, я уже поручил тебя одному новичку, – и кивнул на выход, мол, не мешай дальше я уже сам. Уже поднимаясь назад, к обезумевшим от страха улицам, Беляков почувствовал, как исчезли узы контракта. Пожав плечами, он остановился, выбирая – куда теперь идти.
В подвале Агата, как настоящее порождение преисподней, вынырнула из дыма к Обдаху. В ее руке красовалась длинная металлическая палка – клеймо, которое отправилось в огонь. Демиург оглядел это все скептически:
– Ты нарушила много правил…
– Да-да-да, – перебила она его и дернула к стене, – я нарушила главное из них – изменила множество судеб, передавила кучу бабочек.
Он прижала руку парня к стене и крупным болтом затянула на нем колодки, всё было правильно. Действовало заклинание, которое не давало Обдаху сопротивляться, тот только и мог, что бессмысленно трепать языком. Вот он в полной ее власти, прикованный к холодной стене. Девушка уперлась в стену за его спиной и приблизилась к его лицу, а потом, повинуясь радостному порыву, поцеловала, нагло, не спрашивая, в надежде вывести пленника из себя. Но целовать его было – все равно, что целовать статую, холодную статую.
– Я читала книги о том, как через боль поработить душу, – прошептала она, обдавая мужчину своим дыханием.