Человеком новый сожитель оказался неплохим – пацана хоть и не замечал, но и не норовил, как выпьет, вдалбливать кулаком жизненные уроки. Иногда, в порыве хороших чувств, усаживал Толика рядом и рассказывал о книгах, о далеких странах и людях, которых ему довелось видеть. Сусел много скитался по стране – тогда еще Великой и Могучей – много где работал и даже опубликовал в Армении книжку плохих стихов, "Сонеты" – затрепанная, она до сих пор, как память, лежит у Князя дома.
Все рассказывал интересно, но особенно хорошо запомнилась Толику беседа о будущем:
– Ты, пацан… – Сусел налил в мутный стакан водки. Мамаша давно храпела на полу, на матрасе – Будешь жить в другой стране, можешь поверить. Будет больше возможностей, больше еды, одежды… всего! Но… – он залпом выпил и шумно выдохнул – одно останется неизменным – Миша поднял указательный палец – человек! Сколько бы не врали, что все честные, бескорыстные и правильные – не верь. Человек – существо, по сути, неприятное: сколько ни дай, у соседа всегда будет больше! – он икнул и замолчал, уставившись в стену.
– И что? – Толик ждал, когда Миша, наконец, "вырубится", чтобы спереть остатки водки, для того и поддерживал беседу.
– А то, что этим будут пользоваться. Если найдешь, чего нет в магазинах – будешь впереди планеты всей.
– Например?
– Ну, там, хулиганы обижают слабого, а ты заступился – копеечка! Или, допустим, украл один у другого – ты здесь вырос, всех знаешь! – помог найти, опять копеечка…
Шел восемьдесят девятый год: сам того не ведая, интеллигентный Миша бросал семя на благодатную почву будущего лидера ОПГ, когда и понятия такого еще не существовало.
А Толик, в тринадцать подкованный жизнью не хуже взрослых, слушал внимательно, оценил силу замысла и пошла… копеечка!
Хулиганы стали чаще нападать на отличников – Луганский тут как тут – благодарные дети вели спасителя домой, угощали конфетами и отдавали карманные деньги. Украли у школьника портфель – ревет: "мать убьет" – Толик ему: "Могу помочь… но зачем мне это?" и выслушивал предложения, отбирая наиболее выгодные…
А вечером, за старыми гаражами, делился с приятелями выручкой – всегда справедливо, но не в силу честности – не хотел рубить сук, на котором удобно сидеть.
Вилась веревочка, вилась… конец был неожиданным и крайне болезненным – хотя подросший Толик все же ждал чего-то подобного – увлекшись, ОМОН-овец разбил левую почку. После недолгого лечения – зона, новый жизненный устав и новые порядки.
Встретили холодно, враждебно – у всех "бакланка", а он "в особо крупных" – пришлось учиться быть не только жестким, но и жестоким. Особенно усердствовал в травле новичка Вандал – двухметровая горилла, угодивший за проволоку с "тяжкими телесными". При каждом удобном случае бил исподтишка, насмехался, называл словами… мягко говоря, позорными в уголовном мире. Вандал смотрел – и видел тощего, ушастого «баклана» – такого же, как он сам.