Единой, могучей, сметающей волной они ворвались во вражескую территорию и первыми нанесли удары. Они, воодушевлённые идеей, и представить не могли, что их сокрушительный успех может основываться не только на сплочённости.
Этажи закончились вместе с солдатами. Внезапно подниматься стало некуда, и лестница, устланная человеческим ковром, перешла в горизонталь длинного коридора.
В конце коридора ждала дверь. Опадос жил ради этого момента, когда лишь несколько метров мягкого ковра будут разделять его от заветной двери. От самой главной двери в этой отсталой стране. От двери, за которой вершились людские судьбы, зачастую вовсе не пользу людей, за которой хранилась власть, превратившаяся всего лишь в рудимент тех эпох, когда она служила опорой и гордостью.
Уверенным жестом он отбросил в сторону автомат и достал из-за пояса пистолет. У него сохранилась ещё одна граната, но ей он бы только испортил впечатление от финального акта пятилетнего заговора. Последнюю точку лучше всего было ставить калибром 7,65 миллиметра.
Он неслышно подбирался к двери (естественно белого цвета), ворс пружинил под ногами, странное спокойствие завладело им, неожиданно он понял, что всё пройдёт гладко. Опадос был уверен, что Главному не удалось сбежать. Лифты не работали, через лестничную мясорубку ему было не прорваться, оставались только окна, но Миколе отчего-то знал, что человек в последнем кабинете не поступил бы таким образом. По пути наверх им попадалось несколько самострелов, предпочитавших свободное падение пуле, но Главный не мог принадлежать к такой мягкосердечной породе трусов.
Нет, он будет дожидаться их, он непременно решит посмотреть им в глаза, а может даже займёт огневую позицию и до последнего патрона будет отстреливаться. Мысль, что за дверью его поджидает смерть ничуть не пугала Опадоса, спину ему подпирали другие бойцы.
Он остановился перед дверью и с какой-то торжественной медлительностью поднёс к ней руку. Перед тем как толкнуть, он выдохнул и поднял пистолет. За его спиной передёрнулось несколько затворов.
По глазам резануло так, что на несколько секунд он потерял ориентировку. Ему казалось, что стены коридора и дверь белые, но на деле они оказались лишь тусклыми оттенками настоящего и ослепительного сияния. "Всё белым, белым, бело…" – всплыли в его голове слова давно забытого детского стишка. Никто в них не стрелял, сопротивленцы за его спиной испустили судорожный всхлип, сам Опадос вынужден был облокотиться на косяк и свободной рукой прикрыть глаза. Ему показалось, что за миг до ослепления он сумел различить внутреннее убранство кабинета, но это было бы форменным безумием. Нет, наверное, ему всё же показалось.