Он разжал руку. Его жене помочь уже было нельзя, а он не хочет умирать как та собака, труп которой он даже не увидел. Ему нужно сохранять тишину, всего лишь прикусить язык и не издавать звуков. А ещё нужно добраться до лыжных палок, и тогда всё станет просто замечательно.
***
Он приходил в сознание скачками. Отчего-то ему не хотелось пробуждаться, ему казалось, что тягостный сон, в котором пребывает его сознание – это благодать, по другую сторону которой его поджидает что-то страшное. Давид отдалённо чувствовал боль, его правая нога не давала ему покоя, как будто кто-то постоянно обливал её кипятком и сыпал солью. Чесалось. Зудело. Но слишком далеко, чтобы он мог дотянуться. Ему не хватало длины рук добраться до ступни, а назойливое жжение всё активнее проникало в его сновидение, грозя вывести его из него в реальный мир.
Ему не хотелось. Давид помнил холод и сырость, но сейчас ему было тепло. Хорошо. Пусть так и будет, пусть его сновидения продолжаются. Однако даже в бессознательном состоянии мозг продолжал посылать ему тревожные сигналы. Что с ним стало? Почему в правой ступне такие неприятные ощущения? Откуда взялся этот сон, так не похожий на обычное забвение? Он помнил зимний лес и лыжную трассу – это было приятно. Он знал, что на пассажирском сидении его автомобиля лежит сумка с сухими вещами и небольшой термос с бадьяновым чаем – это было чудесно. Но были и десять километров, которые Давид собирался проехать… Было воспоминание о большой скорости, игривом ветре и маленьком корпусе лыжной базе, к которому он спускался… Дальше воспоминания словно блокировались. И ему абсолютно в равных пропорциях хотелось и не хотелось узнать, что приключилось во время злополучного спуска.
Хлопнула дверь. Звук реального мира вплёлся в туман беспокойной дремоты. Нет! Ещё слишком рано! Он не хочет просыпаться! Ему здесь нравится, и он не хочет возвращаться к боли!
И он бы снова заснул, ушёл бы на прежнюю глубину и забыл про внешний мир, но следом закричала женщина, не оставив ему никаких шансов остаться по ту сторону реальности. Глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к яркому освещению – солнечные лучи из широкого окна падали ему прямо на лицо. Потолок над ним не был незнакомым, он оказался непривычным, да и само место его пробуждения вызывало достаточно знакомые ощущения. Давид понял, что лежит на скамейке в холле лыжной базы. Он успел заметить, как один незнакомый ему мужчина вбегает в столовую, откуда и доносились женские крики, второй мужчина собирался последовать в том же направлении, но, увидев пробуждение Давида, замер в нерешительности возле него.