Однажды, когда преподаватель истории искусств занимался с нашим классом в поле на каких-то руинах, ко мне подошёл высокий молодой немец, щелкнул каблуками, чопорно поприветствовал меня и сказал:
- Меня зовут Иоханн Фридрих Крудевольф. Я немец, мне кажется, что вы американец.
Я хочу изучать английский. Предлагаю вам уроки немецкого языка в обмен на английский. Я пошёл на эту глупую сделку, и мы пожали друг другу руки. У нассостоялся один урок английского, один немецкого, и на этом всё кончилось. Мне незачем было изучать немецкий, я просто впитывал его и так, и теперь я думаю, что предлагая мне заниматься языком, хоть он и действительно хотел научиться английскому, он просто искал друга. Во всяком случае, мы так заинтересовались друг другом, что наша беседа, даже во время первого и последнего урока, ушла в сторону от намеченной цели, и конечно же, сбилась на язык, который нам обоим легче всего было понять. Как ни плох был тогда мой немецкий, он был настолько лучше его школьного английского, что мы всегда говорили на немецком и вскоре позабыли об уроках. Он специализировался в истории искусств, и меня это радовало: гегелевская история искусства придавала философское значение этому предмету, а заинтересованность моего приятеля в деталях прекрасно дополняла мои усилия прочувствовать искусство и само по себе, и как обрамление из цветов вдоль пути нашей цивилизации.
Наши экскурсии вместе с классом в церкви, замки и на развалины были приятным развлечением для меня, настолько приятным, что мы совершали учебные походы и сами по себе ради удовольствия. Однажды мы ходили пешком по Шварцвальду в течение трёх дней без перерыва с единственной целью осмотреть те объекты, которые Крудевольф хотел обследовать с точки зрения истории искусств. И его замечания попутно излагали, а развалины замков живо иллюстрировали историю возвышения великих германских родов от простых разбойников до рыцарей к военной и общественной власти, к богатствам, положению и почестям. Именно так и повелось исстари, и я так же прилежно делал заметки о морали, как мой спутник об искусстве.
Лучшей же из совершённых нами экскурсий, однако, оказалась та, что мы провели ради неё самой. Река Неккар была судоходна вплоть до Хейльброна, и по ней ходил интересный пароходик - "Шлеппер". Посреди реки был проложен трос. Буксир подхватывал его, подтягивался по нему и опускал его за кормой. Таким образом паромоподобный "Шлеппер" шлёпал с караваном грузовых лодок вверх по речке Неккер к Хейльброну и затем назад к Рейну. Иоханн нанял гребную лодку и отослал её на "Шлеппере" в Хейльброн, куда мы отправились на поезде, чтобы встретить её там.