Дойдя до середины, я снова замер. Чуть подождал. В голове пронеслось: «Ричард, для тебя!», и я, обеими ногами соскользнув с троса, устремился вниз. На этот раз к женским голосам примешались и мужские.
Публика стройным хором вскрикнула на вдохе. И потом так же синхронно выдохнула, когда убедилась, что я не упал, а лишь зацепившись руками за канат, повис в пятнадцати метрах над землей.
Я проделывал этот трюк почти каждое выступление и каждый раз поражался тому, как совершенно разные на первый взгляд люди в этот момент практически превращались в единый организм. Движение головы вниз, вверх… Вдох, выдох … Точно стайка океанических рыбок. Мне кажется, я даже слышал стук их сердец, в едином ритме бьющихся с моим.
Я висел, не шевелясь, давая моим зрителям перевести дух и вслушиваясь в то, что происходило внизу.
– Ой, мамочки. Он же сейчас убьётся.
– Да и хай убьётся. Одним дебилом меньше.
– Да что вы такое говорите!
– Может, пожарных вызвать, чтоб сняли?
– Да как ты его оттуда снимешь?
– Так это ж москвич, что в доме бабки Томы поселился. Говорят, он из цирка сбежал.
Я улыбнулся.
«Ну, хватит. Расшалились».
И снова лишил их дара речи, раскачавшись и сделав три полных оборота Солнце, при каждом из которых трос угрожающе лязгал, напоминая, что он все-таки не турник, и требуя к себе бо́льшего уважения.
– Ну ты чего, приятель? – сказал я ему ласково. – Публика требует зрелищ. Для того мы с тобой и забрались под самое небо, – я улыбался, мне было чертовски хорошо.
Канат снова будто услышал меня и вскоре перестал гудеть и вырываться из моих рук.
Я же подтянулся и, как ни раз делал это на перекладине турника, зацепившись ногами за трос, отпустил руки. Внизу снова ахнули, глядя на то, как я, слегка раскачиваясь взад-вперед, повис вниз головой, отправляя им воздушный поцелуй. Говорить они могли что угодно, но их эмоции были полностью в моей власти. Я заставлял их улыбаться, вздрагивать от страха, замирать в ожидании и вздыхать от облегчения. Я дирижировал ими, и они послушно исполняли ведомую мной мелодию.
«Моя обожаемая публика, как мог я предать тебя. Променять на золотую клетку. Прости меня, я все исправлю. Видишь, я уже вернулся. Я снова твой».
Я приложил ладони к груди в области сердца, а после изобразил это же сердце сложив вместе пальцы рук. Три совсем молоденьких девчонки захлопали в ладошки и, визжа, запрыгали на месте.
Вот только Ричарда я так и не увидел. Повернул голову в сторону одного из домов. Там, прилипнув к оконным стеклам, за мной наблюдали те же «океанические рыбки», но «в аквариуме». Я помахал им и тоже отправил цирковой комплимент в виде воздушного поцелуя. Лиц рассмотреть не удалось. Слишком далеко, и стекла отсвечивали, несмотря на пасмурную погоду. Развернулся ко второму дому. Помахал в ту сторону. Там тоже махали мне в ответ. Из одного окна послышалось: