Он догнал снова в конце улицы, когда я уже решила, что отбрила и избавилась от нахала. Но эту широченную улыбку можно смять разве что крепким кулаком: Вис показывал свои возмутительно белоснежные мелкие зубы с такой смелостью, точно никогда по ним не получал. Что с его нравом крайне сомнительно.
— А куда ты идёшь? Можно с тобой? Как городок-то ваш вообще, ничего? Интересное что случилось в последнее время?
Ответов рыжий и не думал дожидаться, да я и не собиралась его ими баловать. Щебечет себе и щебечет. По весне то коты орут, то дрозды заливаются. И этот из кожи вон лезет, не забывая подмигивать редким проходящим мимо бабам: то позёвывающей жене пекаря поклонится, то забежит вперёд, чтобы придержать дверь припозднившейся шлюхе, единственной на весь город, и оттого особо ценящейся даже самыми жестокими сплетницами (тьфу-тьфу, пока есть, об кого языки чесать!).
Я не удержалась, зыркнула на продажную девку, и та споткнулась на ровном месте, порвала аккуратную сверкающую вышивкой туфельку.
— Варна! — возмущённо окликнула она, но не для того, чтобы разбудить соседей отборной руганью, а по делу: — У меня отварчик к концу подходит. Занесёшь ещё к вечеру?
Я отрицательно мотнула головой, не сбавляя шага:
— Сегодня у бабы Роры весь день, недосуг.
— Ну Варна-а-а-а! Меня клиенты ждут, как я покажусь-то им?!
— Помойся для разнообразия, авось и без зелий за красотку сойдёшь, — я слегка задержалась, прежде чем завернуть за угол: давала пронырливой Тифе шанс меня уговорить.
— Серебруха сверху, — вздохнула шлюшка, безропотно сдаваясь шантажистке.
— Другой разговор. На закате будет.
Вис одобрительно присвистнул, когда Тифа, профессионально вильнув задом, скрылась в доме. Подбросил на ладони кошелёк, только что висевший при её поясе: не слишком тяжёлый, но явно и не пустой. Заметив мой взгляд, воришка обезоруживающе улыбнулся и пожал плечами. В какой момент кошель скрылся из виду, я так и не поняла.
— Издержки профессии, — объяснил он. Ничего, уж кто-кто, а Тифа не обеднеет. — Кстати, раз уж речь случайно зашла. Нам бы вместе поработать…
Утоптанная дорожка городских окраин быстро сменилась брусчаткой. То, что прежде было приречной деревенькой, превратилось в захолустный, но уютный южный край Холмищ. Городок вытянулся к северу каменными тесно составленными, несмотря на обилие незастроенного места, домиками. Здесь улочки становились уже, выдавливая редкие деревца, оттого в жару люди жались к стенам, чтобы хоть тенью прикрыться от палящих лучей, в полдень же и вовсе предпочитали не высовываться на улицу, оправдывая безделие невыносимой духотой и отсиживаясь по прохладным каменным мешкам квартирок или по многочисленным питейным заведениям, крошечным, на два-три столика.