«Есть новые данные, жду звонка».
Стефану удалось заполучить одну из фотографий, сделанных на месте происшествия – ее копия только чудом сохранилась в собственных архивах местного журналиста. Двенадцать лет назад ему запретили публиковать эту фотку в газете. В прессе не должно было быть никаких фактов, которые могли указать на тех, кто причастен к аварии.
На фотке была изображена залитая кровью серая толстовка с синим логотипом Академии, брошенная на трассе. На фотографии Маккамона все три парня были одеты именно в них.
– А вот тут, видите, как топорщится ткань? – сказал детектив, ведя пальцем по окровавленной одежде, а я качнула головой, борясь с наступавшей тошнотой. – Я увеличил эту часть снимка, чтобы было понятней.
Мне все равно понятно не было, даже когда он протянул второй кадр.
– Журналист хотел, чтобы кадр вышел впечатляющим. Он признался, что сам расправил именно окровавленную толстовку так, чтобы логотип Академии был хорошо виден в кадре.
– Именно окровавленную? – повторила я. – Это значит, что там была и другая одежда?
– Он приехал на место происшествия уже после того, как всех пострадавших увезли на скорой, но до того, как полиция окончательно зачистила трассу. Он искал кадр, но эвакуаторы уже забрали машины, а нигде не было ни крови, ни осколков, которые можно было использовать для визуализации трагедии. И тогда он заметил груду тряпья на обочине. Он развернул серый флис и внутри оказался вот этот окровавленный батник. Журналист расправил его так, чтобы был виден логотип, и сфоткал, а вот эта полоса ткани, которую видно на увеличенном снимке, это тот самый второй батник, поверх которого он лежал.
– Они оба были в крови?
– Нет. Только один.
– И что это значит?
– Из-за того, с какой тщательностью скрываются детали трагедии, предположу, что во второй машине были несовершеннолетние. Косвенно логотип Академии на одежде это подтверждает, но это не точно. Обслуживающий персонал и преподаватели носят такие же. Но, учитывая количество одежды, могу предположить, что в машине их было как минимум двое.
А после я согласилась с тем, чтобы детектив просмотрел биографии выпускников того и следующих годов. А вдруг могли быть зацепки?
Зацепок не было. Да и откуда им было взяться, ведь Маккамона отчислили даже раньше той ночи, а Эйзенхауэр, потеряв зрение, так и не вернулся в Академию.
Прошлое, от которого я столько бежала, пряталось рядом, посмеивалось, подстраивало события и встречи, а теперь, небось, хохотало до слез от того, как удачно все сложилось.
Если бы меня привели на кладбище даже с завязанными глазами, даже через дюжину лет, я бы все равно нашла их. Две могилы на обочине.