Маккамон поднял руку, останавливая меня.
– Хочешь сказать, что даже не испугалась того, что ее кавалер вспомнит, кто я? Может быть, мне показалось, что ты захотела удрать оттуда как можно скорее?
Не понимая, к чему он клонит, я облизала губы. Не такими я представляла разговоры после почти состоявшегося секса.
– Нет, ты прав, я не хотела, чтобы он тебя узнавал.
– Почему? Потому что, назови ты мое имя, они бы сразу узнали, кто я и чем занимаюсь с женщинами? А значит, и тем, что делаю с тобой?
– Что? Да я просто не хотела ставить тебя в неудобное положение! Чтобы ты не давал обещаний, которых не сможешь выполнить. Например, прийти на День Пиццы, знаешь, еще пять минут и Ба вытянула бы из тебя согласие, уж она умеет уговаривать.
– Я тебе не верю.
– Да почему, черт возьми?
– Тебя заводят мои странности, и ты воспринимаешь их как вызов. Но там, за пределами этого дома, все еще существует нормальная и привычная тебе жизнь. И ты не готова совмещать ее и меня. Не готова даже познакомить со своими родственниками, вспомни только, как потащила меня к дому! Скрыть ото всех, не признаваться никому, что тебя, такую правильную, может что-то связывать с тем, кто насилует женщин ради собственного вдохновения. Ты струсила перед своим редактором, когда подписала эту лживую клевету, а теперь трусишь перед остальным миром. Знаешь, ради чего ты здесь? Ради удовольствия. Трахнуть тебя на этой кровати? Прямо сейчас? Я могу, Денни. Я, черт возьми, только об этом и мечтаю с самого первого дня, как ты ворвалась на мою кухню с расстегнутой блузкой! Только если это произойдет, сразу после этого ты уйдешь, Денни. Потому что это конец.
– Почему?
– Потому что ты пришла из той жизни ко мне, желая получить только то, что нужно тебе. Как на счет того, что нужно мне?
– Что же тебе нужно, кроме времени?
– Прощение.
– Мое?
– Нет. Того человека, чью жизнь я разрушил. Это мое собственное наказание жить так, как ты видишь. Потому что какие-то вещи невозможно простить, хотя ты наверняка опять будешь спорить…
Я так крепко сжала кулаки, что ногти до боли впились в ладони.
– Не буду.
Ведь кое-что я и сама никогда не прощу. То, что связано с черными цветом и тишиной. Что перевернуло мою жизнь с ног на голову и вышвырнуло на обочину.
Хорошо, что после меня нашла Ба. Она научила меня снова смеяться и радоваться тому, что несмотря на то, что судьба распорядилась по-своему, я осталась жива.
Обхватив себя руками, я медленно кивнула, сгорая от стыда и неловкости.
– Уходи, Роберт.
И он ушел.