– Она узнала о твоем прошлом?
– И это тоже. Эйзенхауэр рассказал ей.
А у него, видимо, отработанные методы, как избавляться от женщин гения.
– Почему он до сих пор так злится на тебя?
– Имеет на то полное право. Это я сел за руль пьяным, а после…
Я быстро коснулась пальцем его губ, призывая к молчанию.
– Нет, Роберт.
Он мягко убрал мою руку.
– Но я хочу, чтобы ты узнала. От меня.
А не от Эйзенхауэра. Понятно, если задержусь рядом с гением и буду отвлекать от творчества, Франсуа обрушит на меня всю правду о прошлом. Беспроигрышный козырь в рукаве.
Я покачала головой.
– Денни Стоун решила прятать голову в песке? Это на тебя не похоже.
Ох, Роберт, если бы ты знал, что именно этим я и занимаюсь последние двенадцать лет…
Он внимательно посмотрел на меня. Я уже знала этот взгляд. Внимательный, цепкий, заглядывающий в самую душу. Так он смотрел на меня впервые, когда я ворвалась к нему на кухню.
– Что-то случилось в твоей жизни, Денни, и ты до сих пор старательно избегаешь любого упоминания об этом, не так ли?
Разговор снова уходил в опасное и острое, как новенькая бритва, русло.
– Совершенно бесполезно спрашивать меня об этом, Роберт. И даже не пытайся отвлечь, я еще с Шарлоттой не закончила!
Маккамон не улыбнулся. Как загипнотизированный, он снова и снова пропускал мои рыжие волосы через пальцы.
– Знаешь, – сказал он, совершенно меня не слушая, – одна из ступеней исцеления от зависимости – это попросить прощения у всех, кого ты обидел. В моем случае это не только Эйзенхауэр, но и куча других людей. Я искал их всех и просил прощения, но больше всего хотел найти того человека, перед которым в свое время мне не хватило сил извиниться. Десять лет назад я позорно сбежал с кладбища, стоило увидеть ее среди надгробий. Ты спрашивала, что не так с рыжими волосами? Я не видел лица той девочки, не знаю имени. В памяти остались только яркие рыжие локоны на черной одежде. С тех пор я и избегал рыжих, хотя при этом постоянно думал о ней, хотел найти, помочь и, наконец, извиниться, но та девчонка как сквозь землю провалилась. Эйзенхауэр тоже не нашел ее.
Чувствуя настойчивое жжение в глазах, я прикрыла глаза, коснувшись лбом его плеча, а Роберт продолжал:
– Но вся эта чушь о всепрощении, которую мне втирали, так и не принесла облегчения. Загвоздка была в том, что я так и не простил самого себя. Сама посуди, Денни, я выходил целым из любых передряг. Как и в детстве, мне до сих пор разрешено почти все, а на любые выходки смотрят сквозь пальцы. Оргии под видом творческого процесса? Ладно. Женщины для вдохновения? Пожалуйста! Удовольствие, радость, секс, наслаждение и отношения… Я планомерно вычеркивал из своей жизни все, что только приносит человеку счастье. До встречи с тобой у меня оставались только мои картины.