Он беспомощно захлопал рыжеватыми ресницами. Я охнула и бросилась ему на шею.
– Мы выдержим, да, Макс? Мы же давно решили, что сможем. Ведь сможем, правда?
– Сможем. Даже не сомневаюсь, – он отстранился и уверенно взглянул мне в глаза. – Но это не значит, что нам не о чем жалеть. Ещё как есть. И это не зазорно. И извиняться не за что.
– Максим, уведи меня отсюда, пожалуйста.
– Откуда «отсюда»? – насторожился он.
– Да с кладбища! Тяжело мне здесь, давит это всё.
Мы поднялись на ноги. Я наклонилась отряхнуть с джинсов сухие травинки, и вдруг меня крутануло – я не успела даже ойкнуть, как ткнулась головой в землю и свалилась набок.
– Лада, что?!
– Не знаю – обычный кокон, видимо… – пролепетала я.
– Странно. Ты же говорила, ещё не скоро, – удивился он.
– Чёрт его знает, Макс… – я чувствовала, как нарастает даже не усталость, а дикая слабость. – Может, это день такой сумасшедший? Райда, стрельба, кладбище…
Нет, это был кокон. А что же ещё? Стресс стрессом, но внутренности выплясывали в точности, как накануне кокона. Только сильнее. А вот слабость неимоверная – никогда такого не испытывала.
– Иди-ка ко мне, – Макс подхватил меня под мышки. – Поднимайся. Сможешь?
– Прости, что-то не выходит, – ни одна мышца меня не слушалась.
– Не беда, – он присел рядом со мной прямо на траву. – Успокойся. Не будем дёргаться и спешить. Засыпай, малыш. Я отнесу тебя в дом.
Он подтащил меня к себе, положил мою голову себе на колени.
– Не напрягайся так, – сказал он с тревогой. – Что с тобой? Боишься? Ты в доме моего отца, тебе ничего не грозит. И я с тобой. Ни на шаг не отойду.
– Макс, мне плохо. Очень.
Он пощупал мне пульс на шее, провёл ладонью по моей руке от плеча до запястья. Тревожно присвистнул.
– Макс, что это со мной такое?..
Он не ответил, только приподнял меня, сграбастал в охапку и прижал мою голову к груди. Так я и провалилась в черноту, чувствуя, как внутри всё холодеет, и только губы Макса… Губы Макса касались моего лба и горели огнём.
Кроме этого огня, я больше ничего не чувствовала.
Назвать всё это словом «плохо» язык не поворачивался. Я помнила, что такое «плохо». Плохо – до степени «помру прямо здесь и сейчас» – мне было, когда я в девятнадцать лет подхватила ветрянку. Ветрянкой болеть полагается в детском саду, а уж взрослому никому не пожелаешь.
Сейчас всё было ещё отвратительнее. Меня словно швырнули в огонь. Я вся такая холодная и обессиленная, и всё, что вокруг, всё, что меня касается – жжёт, как раскалённый металл.
Потом сила вернулась. Внезапно. Опять по принципу тумблера. Щёлк – и я почувствовала, как мышцы налились и готовы крушить. Но я не могла пошевелиться, меня что-то душило. Или кто-то. Не давало двинуться. Не давало дышать и кричать. Я сопротивлялась этому чему-то, пока не устала. А когда устала и бросила бороться с неведомым душителем, вдруг пришли странные видения: какие-то картинки, звуки, отдельные слова, которые я не могла понять, лица, которых я не узнавала. Кажется, я кричала им, чтобы они ушли прочь и оставили меня в покое… И они ушли. Стало тихо.